Спустя время просит:

— Отпустишь меня ненадолго? Я должен решить несколько важных дел.

— Важных?

— Очень важных.

Глава 45. Сквозь тернии страхов к садам счастья

Дамиен

Я держу руки в карманах — от греха. Никогда в жизни не бил женщин, и впервые вот так до умопомрачения сильно хочется.

— Скажи, Мел, как далеко ты способна зайти в своих желаниях?

Мой голос — металл. Холодный, опасный.

— Очень далеко.

Закусываю губу до боли — мне нужно отвлечься, я не бью женщин. Не бью…

— Тогда, в школе… в последний наш год, кто отправил в полицию запись с Евиного телефона?

Её лицо становится серым. Она поджимает губы, отводит взгляд, но хорошо знает — от меня ей не скрыться. Решаю помочь:

— Вчера я прослушал запись из архива: на ней наш разговор за исключением фраз о тачке, которую вы продали. Несмотря на прошедшие годы, я слишком хорошо помню тот день и свой шок, — мне тяжело говорить сквозь стиснутые зубы. — Вы говорили о парне, который сулил хорошие деньги за угнанные машины. На записи этих фраз нет: кто-то их вырезал. Кто бы это мог быть?

— Я, — тихо сознаётся.

— И ты же убила Евиного ребёнка, — констатирую и сам прихожу в ужас от той ненависти и жажды мести, которыми пропитано каждое моё слово.

Не знаю, как смог произнести это вслух. Сейчас мне нужны силы, но я едва стою на ногах: меня будто кто-то душит, в ушах шум, в глазах темнеет, мысли путаны, хоть я и пытаюсь удержать ясность и холодность ума.

— О чём ты?

— О ребёнке! — всё, я больше не могу сдерживаться — ору.

В её глазах непонимание.

— Которого носила Ева, — уточняю, сквозь зубы. — Когда ты сбила её на своём грёбаном Лексусе! — снова ору.

В этот момент её глаза похожи на чёрные дыры.

— Что?

— Ты меня слышала!

— Слышала, но не могу поверить своим ушам! Это она тебе сказала?

— Да.

— Бред! Бред, какого я ещё в жизни не слышала!

Её голос теперь такой же жёсткий, как и мой. Она ждёт от меня слов, но мне больше нечего сказать, я хочу слушать.

— Никогда бы не подумала, что ты способен поверить в такую чушь, Дамиен!

— В тот вечер, когда твоя мать впервые пришла в наш дом, где ты была накануне?

— Господи… Дамиен, это было сто лет назад, как я могу помнить, что я делала сто лет назад? Твоя Ева что, выжила из ума? Или вы с ней вместе чокнулись?

— У всего есть предел, Мел. Есть рубеж, за который переступать нельзя, даже если это очень поможет твоим интересам. Я не знаю… — мне тяжело говорить, грудь сдавило, — отдаёшь ли ты себе отчёт в том, что на самом деле сотворила? Можно устранить человека, но не память о нём! Теперь ты понимаешь, что я буду любить её любой? Хоть больной, хоть мёртвой, хоть сестрой, хоть нет, она всегда во мне! Она, а не ты! — и вот теперь это уже не ор, а вопли, ураган эмоций. Их так много во мне, что даже плевать на ноющую от боли ладонь — мне жизненно было необходимо кого-нибудь ударить, и этот удар пришёлся в стену.

— Понимаю, — шепчет с горечью.

Я ненавижу её. Я ненавижу эту суку и хочу схватить её за волосы и молотить головой о бетонную стену. Хочу растереть её в пыль.

Она это чувствует, и в её глазах страх. Да, ей страшно, поэтому она больше не орёт, шепчет:

— Я слышала, она больна?

Мне кажется, от злости я раскрошу собственные зубы:

— Да.