Дамиен

— Да? — отзывается, уже целуя мою ладонь.

Набираю воздуха и решаюсь, наконец, спросить:

— Тогда в море, что это было?

— Где? Когда? В каком ещё море?

— Ты знаешь!

— Нет, не знаю! Понятия не имею, о чём ты! — смеётся.

— В Доминикане, когда мы вышли на яхте в море: розовый вечер, ты впервые сделал это, то же, что и сейчас, и произнёс те слова… Что это было?

— Ты знаешь, — шепчет.

— Дамиен!

— Ну, ты ведь, действительно, знаешь! — старается придерживаться шутливого тона, но я уже чувствую трещинки сентиментальности в его голосе.

— Может, и знаю, но хочу услышать от тебя!

Чувствую, как он нервно сглатывает — борется с эмоциями:

— Это было наше с тобой обручение, Ева. Мы по-настоящему стали мужем и женой в тот день, и если Бог есть, он благословил нас именно тогда.

В нём больше нет игривости, весёлости, лёгкости. В каждом слове, произнесённом звуке — океан пережитой нами обоими боли.

В моих глазах потоп, и Дамиен, конечно, об этом знает, поэтому его губы уже на моих веках, однако от этой нежности слёзы становятся ещё обильнее и ещё упорнее.

— Я люблю тебя! — шепчет у самого уха, целуя. — Я так сильно люблю тебя!

— За что? — умудряюсь выдавить внезапно родившийся в моей голове вопрос.

— За то, что ты у меня есть!

Вечность спустя, но, судя по часам, минуты через две, Дамиен снова заносит руки над головой, с по-детски ждущей улыбкой демонстрируя мне свои мышцы — результат упорного труда.

Возраст стал проявлять себя, и мой муж вдруг кинулся «поддерживать форму», втиснув питание в собственноручно придуманные диетические рамки и начав посещать спортзал:

— Чтобы иметь то, что раньше было подарено природой, теперь приходится вкалывать! — пояснил себя, смеясь.

Ну и, конечно, я должна оценить его выставленные напоказ усилия: провожу пальцами по волнам эффектно напряжённых в этом положении мышц со словами:

— Ну, прямо Аполлон!

И Дамиен расплывается в улыбке до ушей, довольный, что я оценила его усилия. Однако следует признать, мне и не нужно подыгрывать: его тело действительно красиво, а сейчас, когда отчётливее прорисовался пресс и рельеф рук, особенно. Не знаю, под влиянием каких желаний и побуждений, но я целую его подмышку.

— А! Щекотно! — жалуется, смеясь, и вынимает из-под своей головы руки, опуская их на мою спину и ягодицы.

— Мне нравится, как ты пахнешь после секса… — заявляю ему.

— По́том? — кривится и улыбается одновременно.

— Мужчиной… — тяну.

— А во все остальное время женщиной, что ли?

— Нет, продуктами парфюмерной индустрии!

Дамиен заходится в игривом смешке, а я прислушиваюсь к расслабляющим ласкам его пальцев на моей пояснице, плавно перетекающим к ягодицам.

— С кем ты был после меня? Ну, кроме проституток был кто-то? — леплю ему в лоб.

Чувствую, как мгновенно портится его настроение — аж воздух звенит, как пальцы, хоть и не прекращают своих ласк, но определённо теряют нежность. Однако я знаю, что ответ на свой вопрос получу в любом случае: со времён моей болезни Дамиен совершенно перестал меня осаждать.