По моим ощущениям в его отношении появилось больше уважения, но на самом деле это бережность. Теперь он считает, что если мне плохо, или я переживаю о чём-либо, его долг успокоить, а если задаю вопросы, значит, мне необходимы ответы на них. Ну и я, конечно, этим пользуюсь:
— Ну, так что? — давлю.
— Ева, были, но не те, о которых ты спрашиваешь.
— Расскажи о них. Какие они? Что тебя привлекло?
— Скорее, их во мне.
— Что это?
— Член! — выдаёт, не смущаясь. — Это было единственное, что я мог дать, и единственное, что им было от меня нужно. Всё остальное — душа, сердце, личность находилось в невменяемом состоянии. Очень долгое время, — добавляет с тяжестью в голосе.
— Пока на горизонте снова не появилась она?
Он молчит, думает.
— Ева, Мел тут ни при чём.
— И, тем не менее, она единственная из всех…
Он не даёт закончить:
— Ева, она тебе не соперница! И никогда не была! Вы никогда не состязались, и я не был трофеем, как ты однажды предположила! Нет! Я уже говорил тебе, что мне тяжело было нащупать почву под ногами, женщины перестали быть женщинами, все превратились в кукол. Только с Мел было когда-то серьёзно, я её знал, она меня… мне не нужно было привыкать и прислушиваться к своим чувствам, я знал из какого угла в какой она пройдёт утром и как именно станет шуметь на кухне. Понимаешь?
Мне сложно это понять. У меня не наблюдалось никакой связи с Вейраном. Внезапно Дамиен продолжает свою мысль:
— Ты ведь знаешь, каково это — жить с нелюбимым и каждый день убеждать себя в обратном. Ева, я за одно вот такое утро с тобой отдам все те свои пять лет прошлой жизни.
— В кафе ты говорил другое и выглядел вполне искренне.
— Ева, ты была не менее убедительна в желании иметь «своих» детей. И только теперь я знаю, что ты лгала. И я лгал. И в этой лжи мы едва не захлебнулись оба.
— Мел всегда любила тебя, и даже сейчас я вижу, как она на тебя смотрит, — не унимаюсь.
— Пусть смотрит.
В этот момент я ощущаю, как его ладонь по-хозяйски плотно вжимается в мою талию.
— Она может только смотреть, а ты — ещё и трогать, пользоваться, трепать нервы, жить рядом, любить и требовать ответной любви в любое время суток, ну и всячески демонстрировать своё право собственности!
Его голос становится мягким, даже елейным, Дамиен берёт мою руку и укладывает на свою полуэрекцию:
— Скажи моё имя! — просит.
И я, довольная его ответом, пропеваю полушёпотом-полуголосом, именно так, как ему нравится:
— Даа-ми-еееен!
И полуживое под моей ладонью в момент становится живым, твёрдым и готовым к повторному использованию.
— Вот! Видишь? Только один голос в пространстве Вселенной имеет такое воздействие на меня! — признаётся, смеясь.
— А за её пределами?
— Не проверял! И не собираюсь!
Дамиен никогда не играет с моей ревностью, и я за это ему благодарна. Внезапно он поднимается с постели и направляется в душ. Это один из моих любимых моментов, потому что я получаю возможность полюбоваться на его широченные плечи, красивую спину, стройные ноги и… аппетитную задницу! Недаром же спортом занялся!
Мой мужчина, мой!
Мой самый близкий и родной человек.
Моя любовь и самое любящее меня сердце.
Мой Дамиен.
— Ну, ты идёшь? — разворачивается и спрашивает с игривой улыбкой, гордо демонстрируя мне свою не убиваемую эрекцию.
Из душа всегда выхожу первой: Дамиен моет вначале меня, больше дурачась, конечно, а после занимается собой. |