Изменить размер шрифта - +
«Ты слопала целую толпу ведьм, сестра», - шепнул он ей, улучив момент, с хитрым видом. После этого девочка мучилась почти неделю, боялась - вдруг действительно проглотила злых духов. Будет теперь одержима, как та несчастная бабка Аулула, трактирная прислуга, которая то и дело бросалась на землю и вопила на разные голоса…

    На похоронах своего второго ребенка Доротее невольно подумалось: может, и впрямь кто-то положил на нее дурной глаз? Как в воду глядел тогда Бальтазар…

    Доротея отбросила с груди за спину две толстые желтые косы. Так задумалась, что вздрогнула, когда сзади подошел Эгберт.

    -  Опять завтрак задержала? - недовольно проговорил он, усаживаясь за стол.

    Доротея поставила перед ним тарелку, встала, сложив руки на животе. Молча стояла, ждала, пока муж позавтракает, чтобы можно было убрать за ним посуду.

    -  Устал я от твоего брата, Доротея, - сказал Эгберт таким тоном, будто жена навязала ему подрывника на шею. - Все эти новшества до добра не доведут.

    Доротея подала хлеб, колбасу, налила хлебного кваса.

    -  Раньше добывали руду без всякого пороха, - продолжал Эгберт, отлично зная о том, что жена не слушает. - Я начинал еще в те годы, когда твердь размягчали огнем, а не порохом. Раскладывали мы тогда перед плоскостью забоя костерчик, повыше, чем те, на которых отцы Иеронимус и Ремедий поджаривают оттербахских ведьм. Опасное дело было, чуть с проветриванием недогляд - беда, все задохнутся.

    Доротея думала о ведьмах. И о девочке, которую похоронили вчера. Тяжело вздохнула, всей грудью.

    Эгберт все не унимался:

    -  Горячий камень, бывало, обливаешь водой, все вокруг шипит, потрескивает. Вобьешь в трещину мокрый деревянный клин, он разбухает и камень крошится… Так и работали, хоть и опасно, но проверенно. А твой Бальтазар чуть что - сразу сует свой длинный нос: подорвем да подорвем. От его озорства Ханнес Зефцер оглох и головой трясет, а крепкий еще мужик был…

    Отодвинул тарелку, встал, пошел к двери.

    -  Эгберт, - сказала женщина ему в спину.

    Эгберт обернулся через плечо.

    -  Что?

    -  Третьего дня заходила Рехильда Миллер, - начала Доротея, - вызывалась помочь с родами.

    -  Это ваше бабье дело, - отрезал Эгберт.

    -  Так идти мне к ней? - несмело спросила Доротея. - Звала.

    -  Сходи, если надо.

    -  Так… девчонка-то вчерашняя, которую хоронили, ведь у Рехильды в прислугах была.

    -  При чем тут девочка?

    -  Как с кладбища шли, Лиза говорила… будто сама Рехильда девчонку и извела.

    -  Не морочь мне голову, дурища, - рассердился Эгберт.

    -  Так идти к ней? - повторила Доротея.

    -  Боишься - так не ходи, - сказал Эгберт. - Мало, что ли, толковых баб вокруг. Попроси Катерину Харш, она поможет.

    И вышел, хлопнув дверью.

    Доротея нахмурила светлые брови, почти не видные на бледном лице. Медленно проходили мысли в голове у Доротеи.

    Мертвая девочка.

    Красавица Рехильда Миллер, добрая, отзывчивая.

    Дети Доротеи.

    Эгберт-младший, умер в полтора года от скарлатины.

    Марта, три года, от удушья.

    Николаус, два года, утонул в Оттербахе (и как недоглядели?) Анна, полгода…

    Доротея тряхнула головой, провела рукой по животу.

Быстрый переход