Хавир в другой раз не послушал бы меня, но бедолага, видимо, уже с ног сбился, исполняя разные поручения. И я поняла, что обычной прислугой Мортон пренебрегает и держит ее в стороне, не допуская к себе близко.

Когда Хавир вышел, затворив за собой дверь, я взяла поднос и повернулась. Твёрдым шагом направилась к лежащему на постели мужчине, вбирая в грудь больше, будто раскалённого на огне, воздуха. И задохнулась на миг, как плотно, будто клочья смога, стелилось проклятие.

Мортон лежал раскалённым могучим пластом. Я ощутила, как его пробил озноб, когда я подошла, который прошёл и через меня по телу к самым стопам и кончикам пальцев. Мокрые тёмные пряди прилипли к влажному, блестевшему проступившей испариной лбу и виску. Губы слишком бледные, как и скулы. Как же было не по себе видеть его таким, он ведь ещё днём был на ногах. Но я тут же вспомнила его неважный вид.

Осторожно поставила поднос на прикроватный столик и присела на самый краешек постели. Нависнув над Мортоном, протянула руку, но задержалась, немного выждав: Амгерр так и не пошевелился. Не открыл век, не обрушил свой ненастный вихрь холодной неприязни. Осторожно убрала с его лица волосы, открывая следы проклятия, оплетающие одну сторону лица.

И как он мог отказаться от помощи? Жар его просто сожжёт! Веки мужчины дрогнули, и бледные губы чуть сжались, но Амгерр так и не очнулся. Злость вдруг засела холодной сталью в груди – как они все могут оставить его одного, не оказав ухода? И тут же пронеслось горечью понимание – он совсем бессилен перед своим проклятием. Поддаваясь порыву, прижала ладонь ко лбу – какой же горячий! Неведомо зачем провела по щеке пальцами, скользнув взглядом по блестевшей испариной шее, замечая, как туго натягиваются мышцы и твердеют, как камнем ходит кадык по горлу, и скатываются капли пота в ложбинку между крепкими мужскими ключицами в прорези взмокшей рубахи.

Пока Амгерр находился в беспамятстве, тьма была на поверхности, и не нужно было особого усилия, чтобы чувствовать тёмную ворожбу, что мучила тело и дух мужчины.

Я сглотнула туго, напрягая плечи. Своей внутренней волей дёрнула крепкие путы проклятия, которые корнями уходили в самую глубь его существа и оплетали плотной сетью. Только путы крепче стянулись, сжимая теснее тело. Амгерр дёрнул головой, застонав, по скуле прокатилась судорога, кадык сухо прошёл по горлу.

Я отняла руку, вздохнув напряжённо, взглянула на поднос с целебным варевом. Только отвар здесь не поможет. Ничто не поможет…

Поднялась, вернувшись к столу, взяла кувшин, вылила студёную воду в чашу, подобрав лоскут, и вернулась к постели. Смочив в ледяной воде и выжав как следует, провела влажным полотном по лбу и шее мужчины. Рвать путы не получится. Вспомнила, что сказал Мортон о том, что проклятие коснулось и женщины.

Тут нужна другая сила…

Подсела ближе, продолжая проводить лоскутом по коже неподвижно лежащего Амгерра, потянула из себя жар, пока тот свободно не полился на тугие плети проклятия, сжигая их. Но они наползали снова. Я не остановилась, чувствуя, что это единственное, что в моих силах. Из самого моего существа заплескалась раскалённым сплавом сила, окутывая меня удушливым жаром. Огонь палил, превращая путы в пепел, очищая, освобождая. Амгерр только изредка вертел головой и вздыхал, морщась, но в себя не приходил…

…Ночь тянулась вязкой смолой – тягучей и бесконечной, пока не превратилась в болото. Я боролась с проклятием, вытягивая из себя все силы, и казалось, этому не будет конца. Мрак тянулся ко мне и вспыхивал, тлел и понемногу отступал. Я смотрела на черты лица Мортона, но видела только бледное лицо мужчины, которое расплывалось в глазах и смазывалось. Продолжала выжимать ткань и класть ему на лоб. Снова и снова, как только он начинал пламенеть, смачивала холодной водой, обтирала шею и грудь, ходившую в неровном болезненном дыхании, таким тяжёлым, таким неровным и раскалённым, что сама не могла вздохнуть.