Сквозь туман я смотрел на людей, что заполняли зал, слышал гудение множества голосов. Смех, грохот стульев, стук кружек, громкие возгласы, где то у входа затевалась драка, но я был будто в гроте, отдельно ото всех, и в тоже время замечал и слышал всё, остро чувствовал невольное, будто случайное касание подавальщиц, а после и вовсе ласки и поглаживания. Горячие руки под одеждой дразнили, слух улавливал какие то слова. Я не помнил, как оказался с одной из прислужниц в каком то тёмном углу. Гибкое податливое тело, прижимающееся ко мне со всем пылом, разожгли и без того разгорячённую вином кровь, затуманивая голову. Подавальщица остановилась, увлекая меня за собой, повернувшись ко мне, обхватила шею тонкими руками, закинула ногу мне на бедро, призывно потёрлась о моё напряжённое тело своим податливым, соблазнительным. Сложно устоять, держать себя в руках после череды неудач. Хотелось с головой нырнуть в омут. В полумраке она не видела моего лица, а если бы увидела, в ужасе бежала бы прочь. Но вместо этого девка тёрлась о моё тело. Мысли остановили свой ход, только жар, рваное дыхание, срывающееся с губ тяжёлым выдохом, и острое долбящее в пах желание освободиться и сбросить всю усталость и напряжение. Рывком содрал с её груди ткань, которая тут же лопнула с треском, обхватил горячую плоть, с напором огладил и смял.

– Какой горячий, такой голодный, – шептала сладким голосом потаскуха, прижимаясь ко мне ещё теснее, – …нетерпеливый… господин, а ах…

Резко развернул её к себе спиной, толкнул к стене так, что она на миг прильнула к ней грудью, чуть повернула голову, улыбнулась призывно и дурманно. Стянул с себя ткань маски, опустив руки на её бедра – и ненужно было говорить, как подавальщица, призывно прогнулась в пояснице, потёршись ягодицами о мой пах, поднимая во мне зверскую волну вожделения. Кровь толчками хлынула по телу вниз к бёдрам. Как бы хотел я видеть на месте этой шлюхи Грез, ласкать её губами, гладить кожу…

От одной мысли об этом голову туманом наполняло, судорогой невыносимой скользило по мышцам, заставляя рычать в нетерпении. Скомкав платье в кулаки, оголяя бёдра распутницы, склонился, давя её своим телом, втягивая в себя запах хмеля, исходивший от её волос. Совсем не то, что я хотел, дешевое быстрое удовольствие, но похоть бурлила в крови необратимо. Служанка продолжала вжиматься, тереться о стеснённую тканью штанов плоть. Она завела руку за свою спину: быстрые умелые пальцы ловко развязала шнуровку, и горячая ладонь коснулась твёрдости. Девушка хотела повернуться, но я не позволил, сжав её шею. И одного желал избавиться – от безумной агонии, выедающего меня изнутри.

Горячие, несдержанные поцелуи. Мимолётный взгляд, водопад волнистых волос, спадающих к пояснице. Смежил веки, выкидывая её из головы прочь, убивая на корню любые позывы, продолжая жёстко сжимать горло шлюхи одной рукой, свободной – истязать грудь, одновременно получая удовольствия от рваных движений сжатой женской руки. Настойчиво, как удары сердца, вторгалась другая. Ласки распутницы стали вдруг омерзительными, не могли заставить меня выкинуть из головы ни зелёные глаза, ни сочные жаркие губы. Только делали хуже. Распаляли вожделение, острую жажду оказаться в тесноте её тела – тела Грез.

Неужели не увижу её никогда?

Эта мысль – как удар под дых. Неужели в моём замке не будет пленительной, пусть и лживой горианки? Снова предстал образ Грез. Только на этот раз я видел вовсе не насмешку в её глазах, а испуг.