— Никак не могу поймать Самсона, — завел я разговор в машине; она, против обыкновения, молчала; потом откликнулась сухо:

— Мы с ним больше не виделись.

— С каких пор?

— С понедельника, — последовал краткий, опять-таки сухой ответ. — А я еще жива.

— Думаю, нет причин для беспокойства. Во-первых, свидетельство вашей соседки исключает участие Самсона в убийстве Вани.

— Исключает? — переспросила она, взглянув искоса.

— А то нет?

— А во-вторых? — увернулась она от ответа.

— Трогать вас вообще нет смысла — Самсону уже известно о ваших показаниях.

— Да уж, вы постарались! — прошипела она с яростью, и мне стало ее жаль: неужели женщина всерьез надеялась завлечь Самсона в новые семейные сети?

— Кристина, я все устрою, скажу, что подловил вас, взял на-понт, сам догадался, вы почти ни при чем…

Она перебила столь же яростно:

— Он сказал, что возненавидел женщин, что я такая же стерва, как его жена, и также достойна смерти.

— Ничего себе! Когда сказал?

— Вчера по телефону.

— Ну, совсем одурел.

— Я ради него пошла… Остановите машину!

— На что пошли?

— Остановите машину!

— Да не впадайте вы в истерику.

— Никакой истерики, — сказал она спокойно. — На время скроюсь, подожду.

Я, как под гипнозом, притормозил (Манежная площадь, провинциальная публика дружно прет в модернизированное подземелье).

— Кого, чего подождете?

Журналистка выскочила и прошептала, нагнувшись к окошку:

— Пока вы не разоблачите убийцу.

И сгинула. Лишь чужой страх остался слабым, сквозь горючую гарь, ароматом дешевых духов. «Я ради него пошла…» — уговорила соседку подтвердить алиби с «кукушкой»? Как же они мне все надоели своей крутней и враньем!

26

— Тебя Гофман спрашивал, — сказал рассеянно Жорж в ответ на мое приветствие. И в питейном заведении нездоровый ажиотаж… Впрочем, тут же выяснилось: персонал по очереди бегает на кухню созерцать по «видаку» новенькую кассету — шоу «Мефисто», — уже подаренную хозяину Зюзе (занятное прозвище, небось, от глагола «назюзюкался»).

— Это очень интересно! — воскликнул я; бармен подхватил:

— Впечатляет! Четвертый раз крутим, копии делаем. Меня лично три раза засняли! Ник, я твой должник, век не забуду.

А я-то, кинооператор чертов, позабыл в горячке охоты про свои профессиональные обязанности. Между тем там может быть Вика — последний прижизненный промельк — и кто-нибудь еще…

— Жорж, одна копия мне, умоляю, заплачу!

— Да брось. Народ знает, кому обязан… — Вышибала сиял. — По «ящику» провернут, правда? Особенно удачно я вышел в профиль, с бутылкой кальвадоса…

Жоржу не удалось развить животрепещущую тему; он вдруг скорчил якобы безразличную рожу и шепнул страшным шепотом:

— Вон Викто́р.

Мы сели с лауреатом «Мефисто» за тот же столик в стеклянном углу, отделенном прозрачной преградой от гама и мельтешенья переулка.

— Что скажете?

Гофман глотнул кофе, поперхнулся и закашлялся. Внезапно побледнел и замер, закатив глаза.

— Что с вами?

— Душно, — произнес глухо. — Нехорошо.