- Нет, нет, что вы, - испугался Уилсон. - Вы меня не так поняли, я просто...
Конец фразы как-то заглох. Том в это время нетерпеливо оглядывался по сторонам. На лестнице вдруг послышались шаги, и через минуту плотная
женская фигура загородила свет, падавший из закутка. Женщина была лет тридцати пяти, с наклонностью к полноте, но она несла свое тело с той
чувственной повадкой, которая свойственна некоторым полным женщинам. В лице, оттененном синим в горошек крепдешиновым платьем, не было ни одной
красивой или хотя бы правильной черты, но от всего ее существа так и веяло энергией жизни, словно в каждой жилочке тлел готовый вспыхнуть огонь.
Она неспешно улыбнулась и, пройдя мимо мужа, точно это был не человек, а тень, подошла к Тому и поздоровалась с ним за руку, глядя ему в глаза.
Потом облизнула губы и, не поворачивая головы, сказала мужу грудным, хрипловатым голосом:
- Принес бы хоть стулья, людям присесть негде.
- Сейчас, сейчас. - Уилсон торопливо кинулся к своему закутку и сразу пропал на беловатом фоне стены. Налет шлаковой пыли выбелил его темный
костюм и бесцветные волосы, как и все кругом, - только на женщине, стоявшей теперь совсем близко к Тому, не был заметен этот налет.
- Ты мне нужна сегодня, - властно сказал Том. - Едем следующим поездом.
- Хорошо.
- Встретимся внизу, на перроне, у газетного киоска.
Она кивнула и отошла - как раз в ту минуту, когда в дверях показался Уилсон, таща два стула.
Мы подождали ее на шоссе, отойдя настолько, чтобы нас не было видно.
Приближался праздник Четвертого июля, и тщедушный мальчишка-итальянец с серым лицом раскладывал вдоль железнодорожного полотна сигнальные
петарды.
- Ужасная дыра, верно? - сказал Том, неодобрительно переглянувшись с доктором Эклбергом.
- Да, хуже не придумаешь.
- Вот она и рада бывает проветриться.
- А муж - ничего?
- Уилсон? Считается, что она ездит в Нью-Йорк к сестре в гости. Да он такой олух, не замечает даже, что живет на свете.
Так случилось, что Том Бьюкенен, его дама и я вместе отправились в Нью-Йорк, - впрочем, не совсем вместе: приличия ради мисс Уилсон ехала в
другом вагоне. Со стороны Тома это была уступка щепетильности тех обитателей Уэст-Эгга, которые могли оказаться в поезде.
Она переоделась, и на ней теперь было платье из коричневого в разводах муслина, туго натянувшееся на ее широковатых бедрах, когда Том
помогал ей выйти из вагона на Пенсильванском вокзале. В газетном киоске она купила киножурнал и номер "Таун Тэттл", а у аптекарского прилавка -
кольдкрем и флакончик духов. Наверху, в гулком полумраке крытого въезда, она пропустила четыре такси и остановила свой выбор только на пятом -
новеньком автомобиле цвета лаванды, с серой обивкой, который наконец вывез нас из громады вокзала на залитую солнцем улицу. Но не успели мы
отъехать, как она, резко откинувшись от окна, застучала в стекло шоферу.
- Хочу такую собачку, - потребовала она - Пусть у нас в квартирке живет собачка. Это так уютно.
Шофер дал задний ход, и мы поравнялись с седым стариком, до нелепости похожим на Джона Д. Рокфеллера. На груди у него висела корзина, в
которой копошилось с десяток новорожденных щенков неопределенной масти.
- Это что за порода? - деловито осведомилась миссис Уилсон, как только старик подошел к машине. |