Изменить размер шрифта - +

 

Глава IV

ПОСЛЕДНИЕ СОВЕТЫ ГОСПОДИНА МАНУЭЛЯ АСОМПСЬОНА

 

Нужно ли говорить о чувствах, которые испытывал Жак Эллок с того дня, когда Жан уступил место Жанне. С того дня, когда спасенная из вод Ориноко дочь полковника де Кермора уже больше не могла скрываться под маской племянника сержанта Марсьяля.

Само собой разумеется, что эти чувства не остались тайной для двадцатидвухлетней девушки, хотя в мужской одежде она выглядела лет на семнадцать.

Да и Жермен Патерн, который, по словам Жака, «ничего в этом не понимал», заметил, что творилось в сердце его друга. Но скажи он: «Жак, ты любишь мадемуазель Жанну де Кермор», тот наверняка бы ему ответил: «Мой бедный друг, ты ничего в этом не понимаешь». И Жермен Патерн ждал случая сказать Жаку, что он по этому поводу думает, ну хотя бы для того, чтобы в лице собственной особы реабилитировать натуралистов, ботаников и прочих ученых и доказать, что им уж не настолько чужды тонкие душевные переживания, как это обыкновенно принято считать.

А какие мысли посещали сержанта Марсьяля, когда он размышлял обо всех этих событиях, о неосуществившихся намерениях? Об этом проклятом чубаско, из-за которого, несмотря на все его предосторожности, был раскрыт их общий с Жанной секрет? О том, что теперь он уже окончательно перестал быть родственником Жана де Кермора, поскольку племянник оказался племянницей, а он даже и не приходился ей дядей?

В глубине души он был в ярости, в ярости и на себя, и на всех остальных. Жан не должен был падать в воду во время урагана... А ему следовало самому броситься в реку, чтобы не позволить другому вытащить ее оттуда... Что до Жака Эллока, ему незачем было оказывать ей помощь... Это ведь его не касалось! И тем не менее он правильно сделал, потому что, если бы не он, она... она бы наверняка погибла. К тому же, и сейчас можно было надеяться, что никто ничего не узнает. Все по-прежнему сохранялось в тайне... Спаситель Жанны вел себя на редкость сдержанно, и сержант не замечал ничего подозрительного. Его полковник, когда он наконец-то увидит его, не сможет ни в чем его упрекнуть...

Бедный сержант Марсьяль!

Рано утром его разбудил Жан, которого уже поджидали господин Мануэль и его сыновья. Вскоре к ним присоединились Жак Эллок и Жермен Патерн. После взаимных приветствий Жак Эллок сообщил, что ремонт «Гальинеты» идет хорошо и что завтра лодка будет уже готова. Затем все отправились в поля, где уже собрались сборщики каучука. Эти поля было бы правильнее называть лесами, где деревья были предварительно помечены, как во время рубки. Но их не рубили, а надрезали кору, чтобы «выдоить», как здесь говорят, «молочные деревья».

Господин Мануэль и его гости пришли в эти странные каучуковые заросли, когда работа уже началась. Самым любопытным из посетителей, само собой разумеется, оказался наш ботаник. Жермен Патерн хотел все как следует рассмотреть и узнать, а алькальд с удовольствием отвечал на его вопросы.

Операция была очень простой. В распоряжении каждого сборщика каучука была площадка с сотней деревьев. Он начинал с того, что очень острым топориком делал надрез на коре.

— А число надрезов ограничено? — спросил Жермен Патерн.

— Оно колеблется от четырех до двенадцати, в зависимости от толщины дерева, — ответил господин Мануэль. — Причем очень важно не прорезать кору глубже, чем нужно.

— Стало быть, — закончил Жермен Патерн, — это не ампутация, а просто кровопускание.

Из надрезов сок стекал вдоль ствола в маленький горшочек, подвешенный так, чтобы не пропало ни единой капли.

— И сколько времени будет течь сок? — спросил Жермен.

— Шесть-семь часов, — ответил господин Мануэль.

Жак Эллок и его спутники довольно долго оставались на плантации, в то время как сборщики каучука, по выражению сержанта Марсьяля, откупоривали деревья.

Быстрый переход