Но результат получился совершенно обратным.
Конан стал мрачнее грозовой тучи, а Мэн-Ся озабоченно сдвинул брови.
— Чародей? — переспросил варвар. — Немного лекарь, немного чародей, слегка философ… и друг Кэрхуна.
Арвистли торжественно кивнул.
Конан надвинулся на него и навис, точно скала над макушкой своего нового знакомца:
— Ну так запомни, Арвистли: теперь если случится какая-нибудь отвратительная вещь, я буду знать, чьих грязных ручонок это дело.
С этим он встал и зашагал к лестнице, чтобы подняться наверх и улечься наконец спать. Арвистли озадаченно смотрел ему вслед, затем перевел глаза на Мэн-Ся.
— Ты уже пробовал здешнюю похлебку? — спросил «немножко маг». — Она восхитительна, советую заказать.
— Ты уже советовал, — напомнил Мэн-Ся.
— Правда? — искренне удивился Арвистли. — А я, пожалуй, попрошу добавки. Закажу и тебе, если желаешь.
— Хорошо. — Мэн-Ся произнес эти слова так, словно принимал вызов.
Волоча ноги и зевая во весь рот, прислужник притащил еще похлебки и сообщил:
— Я ухожу спать, так что этот заказ был последним. И даже если хозяин снимет с меня голову за то, что я упустил какую-то прибыль, — я все равно не проснусь. Пара грошей ничего не значит, ясно? Можете не стучать ножами по столу и не топать ногами — я все равно не приду.
— Яснее некуда, — заверил его Мэн-Ся.
Похлебка из овощей, бобов и кусочков баранины, действительно оказалась вкусной. Во всяком случае, на взгляд такого неприхотливого человека, каким был кхитаец, — и такого причудливого, каким являлся Арвистли.
— Люблю экзотическое, — сказал Арвистли. — Я благодарен Кэрхуну за приглашение. В путешествии всегда можно узнать что-нибудь новое.
— Такова и моя цель, — обрадовался Мэн Ся. — Познать все тяготы и красоты прямого пути.
— Что означает «прямой путь»? — поинтересовался Арвистли.
Обычно так называют путешествие без денег, — объяснил кхитаец. — Вооруженный лишь знанием, жаждой познания и философией, человек пускается в странствие. Он бросается в людское море, он пересекает пустыни и леса — и возвращается назад умудренным. В таких случаях еще принято вести дневник, как это делал… — Он задумался и назвал несколько имен, а затем добавил: — Этому же учил и туранский мудрец Шах-Назар.
— О да, — с важным видом кивнул Арвистли. — Я изучал труды Шах-Назара, разумеется. Туранские мудрецы наиболее важны для нас, туранцев.
— Ты не похож на туранца, — сказал Мэн-Ся.
— Разве? Впрочем, мои предки из Иранистана… Хотя все мы происходим от одного корня. Странно, Мэн-Ся, что ты различаешь такие тонкости.
— Почему?
— Я полагал, что мы в твоих глазах все на одни лицо.
— Почему? — снова спросил Мэн-Ся.
— Коль скоро для нас все кхитайцы на одно лицо и мы должны быть для кхитайцев таковыми же. Так учит Шах-Назар, разве ты забыл?
— Произнес Мэн-Ся с ноткой почтения в голосе, — Должно быть, ты великий жулик, если говоришь так.
— Позволь теперь мне задать тебе тот же вопрос: почему?
— Потому что никакого Шах-Назара, тиранского мудреца, не существует и никогда не существовало, а ты не только признал его наличие, но и начал развивать какие-то теории, согласно его учению. На такое способен только человек, умеющий верить в собственную ложь.
Арвистли и бровью не повел. |