Чернокожий кивнул и отодвинулся, позволяя молодой женщине войти. Та провела рукой по его волосам и проскользнула мимо, в комнату Масардери.

Как только она скрылась из виду, Конан тихо свистнул. Все трое братьев повернулись на этот свист и увидели, что киммериец выглядывает наружу.

— Эй, зайди-ка ко мне сюда, — позвал Конан того из них, с кем только что разговаривала кузину в желтом. — Есть одно дельце…

Негр поднялся и быстрым гибким движением скользнул в комнату к Конану. Он остановился в дверях. Киммериец протянул ему кувшин с вином.

— Глотни, освежись.

Негр осторожно отхлебнул вина и вдруг широко улыбнулся, сверкнув зубами.

— Нравится? — Конан ухмыльнулся ему в ответ. — Мне тоже.

Он отобрал кувшин и в свою очередь приложился. Затем обтер губы и продолжил:

— Эти три женщины, кузины госпожи, — они часто к ней заглядывают, не так ли?

— Они хотят ее развлечь, — объяснил негр, кося глазами в ту сторону, где находилась спальня госпожи.

— А что это за средство от головной боли?

— Не яд, — ответил негр кратко.

— Я тоже полагаю, что это не яд, — согласился Конан. — Ведь она намазала тебя на глазах у троих свидетелей. Если ты умрешь, все сразу поймут причину. Нет, это вовсе не яд… Но что это?

— Она проделывает это уже не в первый раз, — сообщил негр. — Это любовное зелье. Оно пробуждает в мужчинах и женщинах желание любви.

— Откуда ты знаешь?

— По его действию, — просто ответил чернокожий. — Эти три дамы не слишком привлекательны, не так ли? Ни для белого мужчины, ни для черного. Но когда она приходит со своим пузырьком, желание пробуждается во мне. И я ложусь с ней, как она того хочет.

— Иными словами, эта девица в желтых покрывалах пользуется своим снадобьем, чтобы разбудить в тебе плотскую страсть?

— Во мне и в моих братьях, — сказал негр.

Судя по тому, как спокойно он держался, он не находил в действиях женщины ничего предосудительного. Конан знал, что для многих чернокожих соединение мужчины и женщины не заключает в себе ничего священного или таинственного; это просто обычная часть жизни, такая же, как еда или сон. И если какая-то женщина не пробуждает в мужчинах естественного желания, она должна воспользоваться снадобьями и заклинаниями, иначе ее жизнь будет неполна.

Сам Конан не терпел насилия в подобных делах, ни грубого физического, ни тонкого, связанного с магией. Он всегда считал, что любовь — это дело добровольного согласия между мужчиной и женщиной.

Но чернокожий, похоже, держался совершенно иного мнения. По-своему он жалел некрасивых кузин прекрасной госпожи Масардери и готов был им помочь по мере своих сил. А то обстоятельство, что они с помощью приворотного зелья облегчали задачу, вызывало у него только одобрение.

— С тобой и твоими братьями все понятно, — кивнул Конан.

Чернокожий опять улыбнулся,

— В этом есть тайна, — сказал он. — Они священные сестры, а мы — священные братья.

— Но они вовсе не родились в один день, — возразил Конан. — У них разница в возрасте несколько зим.

Негр торжественно покачал головой.

— Мы решили считать их священными сестрами. Это оправдывает наш выбор. Обычно люди нашего племени женятся только на тех, кто способен, как и мы, производить на свет более троих детей одновременно. Но у нас нет выбора. В земле белых людей нет таких, кто был бы похож на нас в этом.

— А я еще считал, будто лишь кхитайская философия в состоянии оправдывать любое человеческое действие! — вздохнул Конан.