Может, мне тоже сесть назад?

– Сделаю все, что в моих силах. – Бывший инквизитор легонько хлопнул меня по плечу. – С ней ничего не случится. Даю слово.

Если бы я только мог быть в этом уверен… Прости, Ира, что втянул тебя в эту заварушку. Тебе давно надо было послать меня куда подальше, а не терпеть закидоны столь никудышного мужа, как я…

Я молча кивнул и запрыгнул в кабину.

– Трогай. Выруливай на проспект и езжай параллельно периметру. И запомни: если что выкинешь – разговор у нас с тобой будет очень коротким. – Я демонстративно помахал пистолетом.

Лязгая и дребезжа, машина медленно поползла вперед. Неровный свет фар скользил по растрескавшемуся и изрытому колдобинами асфальту, выхватывал из темноты безжизненные стены домов, вонзался в слепые провалы окон. Казалось, что за пределами этого скачущего перед глазами пятна света нет ничего, кроме смотрящей на нас миллионами невидящих глаз тьмы. Мир истончился, исчез, сжался до размеров натужно взрыкивающей двигателем машины и сидевших в ней четырех человек.

Я невольно поежился. И, осознав, что продолжаю нервно теребить рукоять кинжала, поспешно отдернул руку. Давящее ощущение мягко опускающегося на город туманного одеяла медленно отступило. Стало немного легче. Я наконец‑то получил возможность вдохнуть полной грудью и попытаться уверить себя в том, что это мне всего лишь почудилось…

– Завтра, – неожиданно глухо сказал Хмырь. – Все решится завтра. Тьма наступает. У нас остался последний день, потом будет поздно. Есть идеи, как не потратить его напрасно?

Я не стал отвечать, вместо этого бросив до побеления костяшек пальцев стиснувшему руль шоферу:

– Поднажми чуток. Ползем как черепахи.

После чего вновь повернулся к бывшему инквизитору. И в свою очередь задал самый насущный сейчас вопрос:

– Куда?

Тихий смешок.

– А что, есть варианты?

Я пожал плечами, вновь безотчетно коснувшись рукояти кинжала. Пальцы кольнула острая ледяная игла, но я ее даже не почувствовал. Может быть, потому, что сейчас я и без того чувствовал себя так, словно все мое тело высечено из мертвого черного льда.

– Есть… Можно просто спрятаться. И наплевать на все.

– Твое право, – после недолгой паузы отозвался Хмырь. Его лицо, как всегда в моменты опасности, не выражало абсолютно ничего. – Если таков твой выбор, я не стану спорить. Никто не станет.

Ирина растерянно переводила взгляд: на меня, на бывшего инквизитора, на старавшегося изо всех сил не слушать наш разговор шофера. Я видел ее глаза в зеркале заднего обзора. Зеленые. Бездонные. Непонимающие. Но, несмотря ни на что, – любящие…

Мог ли я предать их? Могли я прятаться или бежать? Мог ли я день за днем смотреть в них и вспоминать – каждый день, час, минуту – вспоминать ту, пусть и ничтожную, возможность, которую я упустил?

Ирина смогла бы меня понять и простить – я верю в это. Хмырь мог бы понять и простить. И даже все оставшееся человечество, хотя до его мнения мне как раз нет дела, могло бы меня понять… Но смогу ли я простить сам себя?..

– Поворачивай! – рявкнул я на водителя, заставив и без того бледного парня испуганно втянуть голову в плечи. – Сейчас же!

– К‑куда?

Висевшее над городом невидимое облако тьмы слепо смотрело на меня с высоты. Я тяжело вздохнул и постарался немного успокоиться.

– Направо, к воротам. Юго‑восточные ближе всего, да?.. Вот туда и рули.

– Но… Там… – Водитель нервно облизнул губы. – Этот район оцеплен.