|
Она судорожно схватилась за руку своего брата, который хорошо понимал, что происходит в ее душе. Виконтесса отпрянула на шаг, удивление и ужас смешались на ее утонченном лице. Инстинктивно она насторожилась и сразу перевоплотилась в тайного агента. Инстинктивно она собралась с силами. Поведение ее изменилась. Трогательный, нежный ребенок провал, уступив место искушенней светской женщине. Ее глаза сузились. – И давно вы придерживаетесь такого мнения? – спросила она его. – Я убежден в этом с первой встречи с вами. Даже раньше – с того момента, когда я услышал ваше имя. Твердый, недрогнувший пристальный взгляд прищуренных глаз свидетельствовал о ее выдержке, как и жесткий смех, который, казалось, заклеймил наглость его слов. В ее слегка насмешливом голосе не было ни малейшего изъяна. – Я даже не знаю, с чего начать исправление столь экстравагантного заблуждения. Я могу лишь утверждать, что я, несомненно, вдова виконта де Сол. – Вдова? – вставил вопрос граф Пиццамано. Это замечание она не удостоила даже взглядом. Отвечая, она по прежнему держала свой взгляд на Марке Антуане: – Он был гильотинирован в Туре в девяносто третьем году. Вежливо улыбаясь, Марк Антуан покачал головой. – У меня есть наилучшее из оснований полагать, что этого не случилось, хотя ваш друг Лебель верил в это. Страх ее усилился перед его необычно пристальным взглядом – взглядом полушутливым, полупечальным. Но она решительно стояла на своем. Она слегка вскинула голову. – Даже если бы было правдой, что виконт де Сол не гильотинирован, разве это доказывало бы, что он – не муж мне? – О нет, мадам. Он подошел к ней, взял за руку, которую, несмотря на свой страх и гнев, она уступила ему, ибо было что то непреодолимо нежное в его манерах и сочувственное в его глазах, будто выражающее сожаление и просящее извинения за те, что он делал. – Но если бы он был женат на женщине хотя бы наполовину столь очаровательной, он не мог бы забыть об этом. А я могу однозначно заверить вас, что у него нет воспоминаний о браке. Может быть, как и вы, он страдает плохой памятью? Ведь вы совершенно забыли, как он выглядит. Она выдернула свою руку из его руки. Ее губы дрожали. Его слова, бессмысленные для нее, внушали ей такое чувство, будто она попала в западню. Она растерялась. Оглядевшись, она встретила лишь любопытные улыбки на лицах трех зрителей. Единственной, кто не улыбался, чей взгляд словно отражал некую нежную задумчивость Марка Антуана, была Изотта. Изотта, утратившая в последние минуты свою апатичность, чьи глаза, прежде такие унылые, светились теперь каким то внутренним светом. Затем несчастная, ошеломленная виконтесса обнаружила, что Марк Антуан вновь овладел ее рукой. Очень стройный, с высоко поднятой головой, он вдруг показался ей защитником. Это чувство так глубоко охватило ее, что побудило ее спрятать лицо на его груди и в этом убежище уступить слабости одинокой и напуганной женщины. Он обратился к остальным со спокойной решительностью. – Довольно терзать и унижать ее. Граф и Доменико склонились в знак понимания и согласия. – Пойдемте, мадам. Позвольте мне проводить вас. По прежнему растерянная, нетвердыми шагами она шла, повинуясь его руке. Ей было радостно повиноваться этой руке, помогающей ее бегству, хотя она так до конца и не знала, от чего бежит. Все, что она вынесла из этого – это ощущение его заступничества, под прикрытием которого она вышла с ним и спустилась по лестнице. В вестибюле он обратился к портье, облаченному в ливрею: – Гондолу мадам виконтессе де Сол. |
