- Так-то! – громко произнес Перун. – Распоясались вы тут, как я погляжу. Демон как хаживал по лесам, так и хаживает, как глумился Велес над несчастными заблудшими, так и глумится, а ты и думать забыла про то, что я тебе повелел! Негоже это!

- Не трону я Лана! – выпалила Весна и тут же с колена поднялась.

- Отчего же? – изобразил Перун удивленье. – Решила Богу перечить? Отцу своему? Учти, я и наказать могу, да так, что мало не покажется. Выходит зря я в тебя душу вдохнул, зря к людям отправил! Ничему путному ты не обучилась, токмо вон, носишься по лесам как угорелая, у демонов защиты ищешь! Ты не только супротив моей воли пошла, ты род человечий предала, окаянная!

Тут перепугалась не на шутку Весна, ибо Перун рассерчал, да так, что земля под ее ногами задрожала, деревья закачались, небо тотчас тучами черными заволокло, все живое враз смолкло. И показалось деве, что не утро – не день сейчас, а темная ночь. Но скоро все снова стало, как было – небо просветлело, птицы защебетали, ветер стих. А Перун довольно улыбнулся в пушистые усы:

- Даю тебе последнюю возможность выслужиться предо мной. Коль исполнишь волю мою, отпущу тебя  и даже боле – помогу свободу обресть от мужа разнелюбого.

- Я так отвечу, - собралась с духом Весна. – Лана не трону, хоть что со мной делай! Хошь, прямо здесь пореши.

- Вот значит как, - нахмурился тогда Перун, но природными явленьями стращать не стал. – Тогда жди наказанья моего, обреку тебя на мученья, будешь прощенья еще вымаливать, да останусь я к оным глух и слеп!

Вернулся Перун в колесницу, в одно мгновенье обратился огненным шаром, да улетел ввысь, а Весна так и осталась стоять как в воду опущенная. Душа будто перевернулась, до того надоели ей и божьи, и не божьи перипетии. Да когда ж они все ее в покое-то оставят? Когда дадут жить спокойно?

Добрела Весна до речки, села на корягу, что вросла кореньями в песчаный берег, и заплакала.

- А может утопиться? – прошептала она с горя. – И Лан живой останется, и матери с отцом из-за меня не страдать, а Перун пусть возрадуется над душой моей.

- Эх, голубушка, - послышалось совсем рядом.

Весна тогда чуть с коряги-то и не свалилась, рядом с ней Леший появился. Старец присел на корягу, трубку закурил.

- Ты мысли-то греховные из головы выкинь, - продолжил он. – На кой топиться? Надобно за жизнь свою бороться, за счастье свое. Утопиться-то, оно всегда успеется.

- Попала я в такую круговерть, дедушка, - склонила краса голову, да руками обхватила. – Не выбраться из этого омута, не выбраться. Пред всеми в должницах. Лану сердце свое задолжала, родимым – дом, а Перуну – душу свою. Хоть и божье я создание, но разорваться на части-то не в силах.

- Всем мил не будешь. И всем счастья не сделаешь, надобно выбирать.

- Так выбор, он-то самый и тяжелый.

- Но и студеная речка тебе не спасенье. Утопиться не получится, обратишься в русалку, али еще какое чудо лесное и будешь по лесу скитаться веками. А оно тебе надобно? Созданьям высшим не дано погибнуть самим, их может токмо создатель погубить, а коль решишь принять людскую смерть, то лишь душу свою проклянешь. Таких у нас в чаще пруд пруди, скитаются несчастные, места себе найти не могут.

- Тогда что мне выбрать, дедушка? Кого предать? Лана али мать с отцом?

- А ты подумай, как следует. Но с решеньем не тяни, Боги ждать не будут.

- Да лучше б Перун забрал мою душу.

- Не нужна она ему, душа-то… Ему твоей покорности надобно, а коль не покоришься, то будет он мучить тебя.