- Сдурел? – вскочила дева и непонимающим взглядом уставилась на окаянного. – За старое принялся?

- Ты язык-то прикуси, гадюка! – рявкнул на нее Отай. – С кем по лесу шаталась, отвечай?! Перед кем юбку задирала?

- Да ты никак с дуба рухнул, да башкой оземь приложился! Чего городишь?

- Поведали мне об охоте твоей! Не за зверем видать охотилась! Еще раз говорю, отвечай! С кем была?

- Ни с кем! – выпрямилась Весна. – Тебе злые языки сплетни навели, а ты уши-то и развесил. Коль не веришь, так не моя в том вина.

- Ежели не врешь, то скидывай одежу. Отдашься мне – поверю, что верна. А нет – проведу по деревне, да розгами высеку при всех. Позорницей домой воротишься.

- Ах, вон оно как! – рассвирепела дева. – Не мытьем, так катаньем взять решил!

- Долго я скакал вокруг тебя, аки козел возле капустной грядки, прощенья вымаливал. Я ж из-за тебя посмешищем стал, народ потешается, мол сын Старейшины как мужик не вышел. И за что? За то, чтоб ты по лесам блудила?

- Ты говори-говори, да не заговаривайся! И расправами меня не стращай, пуганая ужо! Ежели расположенья моего добиться хочешь, то не тем путем идешь.

- Да всё уж, мне на слова эти ровно. Больше вошкаться с тобой не стану. Даю тебе времени до полуночи. Посиди под замком, подумай. Ворочусь за ответом, когда месяц в небе воссияет.

И Отай вышел прочь из сарая, после дверь на засов запер. А Весна забегала-засуетилась. Попыталась было высвободиться, но запер ее муженек наглухо.

А как улеглись страхи, так присела она на лавку, да призадумалась.

Выходит, видели их с Ланом. И теперича, ежели не согласится она на условие Отая, то он исполнит обещанное и глазом не моргнет. Однако ж не за себя дева пеклась, а за отца с матерью. Они-то такого позора не заслужили. И снова ей вспомнились слова Лешего про распри людские. Прав был старец, пока не положит она конец мытарствам своим – мира и покоя не будет.

Даже если пойдет дева супротив воли своей и отдастся Отаю, так все равно еще Перуну останется должна, а что важнее, разобьет сердце Лану. И уж тогда сама себя простить не сможет.

Коль откажет Отаю, признается в истинных чувствах, то сможет за Ланом уйти, распрощаться с жизнью мирской. И уж вдвоем-то они как-нибудь с Перуном совладают. Да только родичам люд покоя не даст, изведут.

Совсем Весна запуталась. И так думала, и сяк думала, токмо решенья правильного принять все равно не вышло. К тому времени уже ночь глубокая настала, вот-вот и Отай воротится.

Несчастная готова была сквозь землю провалиться, снова принялась ходить взад-вперед по сараю, половицами трещать. И вдруг снизошло озаренье, снова Весна мысленно поблагодарила Лешего. Надобно бежать в отчий дом, да рассказать родимым все как на духу. Как они скажут, так и будет.

Только дева подумала о затее, как послышались шаги с улицы. Весна тогда схватила ухват старый поломанный, да за спину спрятала.

Отай с лучиной в руках вошел в сарай:

- Ну что? – просил он голосом спокойным. – Каково решенье твое?

- Согласная я, - выпалила Весна и затаила дыханье. – Бери хоть сейчас.

Тогда Отай переменился, словно камень с души упал. Он поставил лучину на бочонок, что стояла у некогда супружеского ложа, после подошел к жене:

- Поверю, на сей раз, - произнес он ласково. – Я ж люблю тебя, окаянную.

Весна в ответ изобразила улыбку, а потом сказала чуть слышно:

- Токмо я тебя не люблю.

И не успел Отай опомниться, как огрела она его ухватом по голове. Парень так и грохнулся без чувств, а Весна побежала вон из сарая. До родимых успеть хотела. Всё, деваться ей боле некуда, считай, призналась в измене, да еще и сына Старейшины чуть не порешила.