— Вы что же, обсуждаете мои приказы?! — заорал он на Кастелани. — Выполняйте свой долг, и немедленно!

— Немедленно, — с горечью повторил Кастелани и перед тем, как повернуться и уйти, на мгновение задержал холодный взгляд, посмотрев прямо в глаза графу.

Первая мина высоко взлетела в ясный пустынный рассвет, прочертила в небе кривую и упала в долину. Она разорвалась на краю ближайшего колодца. Короткий столб пыли и дыма взметнулся вверх, засвистели осколки. Вторая мина попала прямо в круглую глубокую яму и взорвалась вне поля зрения ниже уровня земли. Оттуда вырвался фонтан грязи и дыма, на краю провала показались три еле передвигавшиеся человеческие фигуры в изодранных грязных одеждах, развевавшихся как белые флаги.

Тут же на них обрушился оружейный и пулеметный огонь, земля, исхлестанная ливнем пуль, казалось, стала жидкой, как вода, и, словно волной, накрыла троих уцелевших — они остались лежать неподвижно.

Альдо Белли издал возбужденный вопль. Как это было легко, как замечательно!

— Остальные убежища, Кастелани! — визжал он вне себя. — Уничтожьте их! Все до единого!

Минометы поочередно сосредотачивали огонь на каждом входе в колодец и быстро справились с заданием. В некоторых из них людей не оказалось, но в большинстве… люди гибли вокруг колодцев, как скот на бойне. Те, кого чудом пощадили мины, выбирались на поверхность, где их тут же косили пулеметные очереди.

К этому времени граф настолько осмелел, что вылез на бруствер, чтобы получше видеть поле боя, наблюдать за огнем минометов и командовать ближайшими пулеметными расчетами.

Следующей мишенью был вход в колодец у самого края долины. После попадания первого снаряда оттуда вырвался столб пыли и бледного огня. До того как был произведен следующий залп, из колодца выпрыгнула женщина и рванулась к устью высохшего русла.

Она волокла за собой плакавшего малыша с толстенькими кривыми ножками и раздутым, как коричневый мяч, животом. Он не мог поспевать за матерью и потому она просто тащила его за собой по песку. К бедру она прижимала совсем крошечного, тоже совсем голого, ребенка, который в отчаянии вцепился ей в грудь, колотил ножками и истошно вопил. Несколько секунд по бежавшей со своей тяжелой ношей женщине огонь не открывали, но потом ее все же настигла пулеметная очередь. Ей отсекло руку, которой она придерживала ребенка. Она заметалась на месте с безумным криком, размахивая обрубком руки, из которого кровь хлестала, как вода из садового шланга. Другая очередь прошила ей грудь, одновременно поразив младенца. Женщина упала и покатилась, как подстреленный заяц. Пулеметы умолкли. Голый малыш неуверенно подымался на ноги.

Он начал хныкать и наконец крепко встал на свои пухлые, в ямочках, ножки, и снова заплакал. На туго натянутом животике болталась нитка голубых бус, а под ним крошечный пенис торчал, как тонкий коричневый палец.

Из устья сухого русла вырвался конь, поджарый мускулистый белый жеребец, он скакал по вязкому песку тяжелым галопом. На шее у него распростерлась маленькая мальчишеская фигурка в развевающемся черном шамма. Всадник гнал жеребца туда, где стоял плачущий малыш, и почти уже преодолел открытое пространство, когда пулеметчики поняли, что происходит.

Первая очередь была направлена в скачущего жеребца, но с большой неточностью, так что пули ударились о землю далеко позади коня. Он уже доскакал до ребенка, резко натянул поводья, жеребец встал на дыбы, а всадник нагнулся, чтобы подхватить малыша.

Теперь уже и два других пулемета открыли огонь по неподвижно застывшей цели.

* * *

Джейк Бартон понимал, что существует только один способ избежать столкновения между итальянцами, которые подкрались так тихо и грозно, и недисциплинированной толпой воинов, а также свитой раса.

Джейку нужен был переводчик.