Борис беспомощно посмотрел на меня. Секунду подумал и сказал Агате:

— Я сейчас. — И тут же повернулся ко мне: — Подождёшь минуту?

Ну, понятно.

Агата его так просто не отпустит.

…Однако ровно через минуту он догнал меня:

— Я всё, извини. Где твои муравьи?

Нет, это удивительно. Как он смог отбиться от Агаты?

А муравьи ему, кстати, понравились. Они деловито бегали по своим делам, а мы за стеклом смотрели на них.

И вдруг Борис спросил:

— Как думаешь… они понимают, что мы на них смотрим? Ведь им, наверное, неприятно. Я бы не хотел вот так за стеклом бегать, чтобы на меня смотрели…

— Не думаю, что они понимают, — пожал плечами я.

— Ну, все, может, и не понимают. Но может, там есть один. Он думает: какого вообще я тут делаю? И кто эти огромные дылды, которые на меня глазеют?

Тут как раз один муравей замер — а потом начал слегка шевелить усиками.

— Во, смотри! — показал я на него. — Вот этот! Думает: кто я? И куда я иду?

— Точно. У него экзистенциальный кризис.

Борис засмеялся, и я тоже. А муравей снова двинулся в путь.

Самое поразительное, что после всего этого в столовой Борис сел не со мной, а опять с гимназией. Ну как так?

* * *

В общем, ему действительно удавалось одинаково нормально разговаривать и с нами, и с ними. Причём однажды я попробовал до него донести, что Агата вообще-то психическая. Но он тут же прервал меня:

— Мне кажется, она совершенно нормальная. Извини.

— Тогда что — это мы тут психи? — сразу же сорвался я.

— Нет. Вы тоже совершенно нормальные. У нас в классе вообще психическая одна только Диди.

— Ну да, — согласился я, — с нами легко потерять душевное здоровье, конечно.

— Да и то, — внезапно сказал Борис, — при качественной терапии и она будет в порядке.

— Терапии? Ты это откуда знаешь? — удивился я.

— Мама, — ответил Борис коротко.

— В смысле — у тебя мама ходила на эту терапию? Помогло?

— Не. Она сама психотерапевт. Хороший, кстати.

Впервые вижу человека, который верит в психотерапевтов. Хотя так посмотреть на него — скоро и я поверю, что это помогает.

* * *

Мы стояли у подоконника, я с Олегом с одной стороны — а Амир и Агата с другой. Борис был ровно между нами; он будто прикрывал нас, тридцать девятых, от этой гимназии.

И тут он выдал, глядя прямо в окно:

— А приходите ко мне в гости в субботу!

И тут же обернулся и посмотрел на нас всех одновременно, даже как-то весело.

— Не поняла, — медленно сказала Агата, — ты кого зовёшь? Нас или… — она подбородком показала в нашу с Олегом сторону, — или их?

Борис секунду помолчал, покрутил головой и чуть улыбнулся в ответ:

— Всех.

Он что, так и не понимает? Совсем ничего?!

— Тогда к тебе никто не придёт, — доступно объяснила ему Агата. — Ты должен выбрать.

Борис закрыл глаза на секунду, а потом открыл и ответил очень твёрдо:

— Я так не хочу.

И я вдруг понял, что он всё понимает. Просто — не хочет выбирать, и всё. Такой человек.

Он постоял ещё, уже безо всякой улыбки. Потом, не дождавшись ответа, развернулся и пошёл на лестницу.

После уроков мы переодевали сменку молча.