Максим вдруг смотрит на меня. Прямо на меня, я даже вздрогнула. Не улыбается, просто смотрит, легко так. Ничего нет такого страшного в том, чтобы разглядывать человека — тем более, может, никогда больше его вот так не увидишь. Пусть…

— Красиво? — спрашивает он. И, наконец, улыбается — одними глазами.

И я вдруг задохнулась от этого, от того, как он сказал. Вот так просто. Вот так — без страха показаться смешным, или там ещё чего… и что тут ещё скажешь. Если красиво! Так красиво, что…

— Да, очень.

Мы ещё так молчим. И я понимаю, что сейчас это кончится. И больше никогда не будет.

— Не замёрзла? — спрашивает он. — Анна-Мария?

Ой…

— Откуда ты знаешь?…

— Что замёрзла? — Вот, он теперь смеётся по-настоящему.

— Да нет, что ты… нет — моё имя. Ты знал?

— Так мама все уши прожужжала перед вашим приездом!..

…Ну вот… а я не знала, как сказать, что я никакая не Аня.

— А у меня смешная фамилия, скажи? Просто ужас…

— Да, — отвечаю я и сразу пугаюсь — вот же чего ляпнула. Но он смеётся. И спрашивает ещё:

— Точно не замёрзла?

И вдруг подходит… делает два приставных шага на своих лыжах и берёт меня за руку. Просто — берёт за руку, вот этой своей огромной рукой, как у взрослого. Вот же — медвежья лапа, тёплая. Горячее, чем у меня.

И смотрит не на меня, а вот на это всё. И я тоже стою и смотрю. Не на него. Хотя и на него тоже.

— Скоро уеду, — говорит он, — немного жаль. То есть буду приезжать, конечно, но сюда уже будет не выбраться.

— Куда уедешь? — спрашиваю я.

— Ну поступать буду, хочу в училище после девятого.

В какое? В военное, наверное… или бывают какие-то спортивные?

— В какое? — спрашиваю я.

— В художку, — вдруг отвечает он.

— К-куда-а?… Ты — рисуешь?!

— Ну… так. Скорее, леплю. Хотелось бы, знаешь, научиться с камнем, с железом… и вообще… пока не пойму. Родители отговаривают — говорят, надо школу окончить нормально. Что — «не профессия»… А я думаю, надо пробовать. Чтобы сделать что-то. Ну… ухватить, понимаешь… запомнить. Если красивое.

…Вот я дура. Поискать таких.

А каким должен быть художник? Такой высокий, стройный, с тонкими пальцами, с длинными ресницами, как у Коли Епископова?

Не разглядела… то есть вот этими руками он лепит, да?

— Покажешь? Что ты делаешь?

— Не знаю, мне пока не нравится ничего, детское всё. А было хорошее — я разбил, злой был. Дурак тоже. Да и потом, я пока только с глиной — мне хочется, чтобы материал сопротивлялся.

— Матерьял?

— Да, вот чего ты смеёшься, я в безвыходном положении! Скульптор Матерьялов — ужас же! Хотел даже мамину фамилию взять, но она, наоборот, слишком выпендрёжная.

— Какая?

— Рождественская. Вот скажи, какое безобразие — Максим Рождественский.

— Да. Примерно как Анна-Мария.

— Точно… но тебе можно. Тебе подходит, а мне нельзя; и потом, папа же ни в чём не виноват. Ладно, может, я не поступлю ещё никуда, в Питер сложно очень. Тогда в десятый класс пойду, а там видно будет.