Любовь к Аните оказалась самым естественным чувством даже для нелюдимого старика. Самуил рассуждал, что в обычные времена девочка пошла бы в школу и они бы виделись гораздо реже, но, поскольку она всегда была рядом, он с каждым днем все больше к ней привязывался. Если они не были вместе, он слышал ее где-то в доме или видел в окно, как она играет с Пако в саду, как в жаркие дни окатывает себя водой из шланга. Анита часами сидела в саду одна, увлеченная своими загадочными играми. А ненадолго оказываясь под крышей, она наполняла собой весь дом. Первые дни Анита ходила вдоль стен, молчала, держалась как можно ближе к Летисии и подальше от Самуила, но вскоре стеснение пропало. Она аккуратно перемещалась по дому, запоминая расстояния, положение окон и дверей, пока не научилась свободно ходить, подниматься и спускаться по лестнице, ни на что не опираясь, и даже бегать по коридорам за Пако. Анита стала его новой хозяйкой; пес следовал за ней повсюду, ложился рядом и, если бы Летисия разрешила, спал бы с ней в одной постели. Самуил смирился, что потерял друга; у животного оказалось призвание поводыря.

– Пако будет тяжело, когда девочка уйдет, – заметила Летисия.

– А разве она уйдет? Как по мне, так пусть бы росла здесь, стала бы моей внучкой.

– Это будет возможно, только если не найдется ее мать.

– Такого я желать не могу, это было бы подло, – заключил Самуил.

* * *

После падения с лестницы Самуил понял, что больше никогда не будет подниматься на чердак. Он понятия не имел, что там: вероятно, темная пещера, полная семейного хлама, который накапливался и множился долгие годы. Путем непрестанных расспросов Летисия раскрыла некоторые тайны и несколько раз вскользь упомянула имя Бруно Брунелли, чтобы выяснить, сколько известно Самуилу, но его ответы не удовлетворили ее любопытства. То было личное, не важное, не стоило вытаскивать это дело на свет. Самуил знал о Брунелли; отношения жены с кондитером продлились пару лет, как же он мог их проглядеть. Это было настолько легкомысленное увлечение, что Надин и не пыталась его скрывать. Знал Самуил и о других изменах. Ему было известно, что самые долгие и глубокие отношения, единственные, которые переросли в настоящую любовь, были у Надин с Крусом Торресом – последним, кого бы он мог заподозрить. Жена со слезами призналась ему, когда мексиканца депортировали. Она не уточнила, как долго они с Крусом любили друг друга, но Самуил подсчитал, что отношения начались при ремонте дома и закончились спустя восемь лет; то был важный для Надин период зрелости. Некоторое время Самуил ревновал ее задним числом, пока не понял, что уехавший в Мексику Торрес не представляет опасности для брака и не влияет на теплые чувства и дух товарищества, которые Самуил разделял с Надин. Он предполагал, что мексиканец был пылким любовником и дал Надин то, в чем она нуждалась и чего он, Самуил, дать не мог или не умел. Спустя десятки лет совместной жизни любовь становится братской, а секс – кровосмесительным, размышлял Самуил. Нельзя требовать абсолютной моногамии в течение пятидесяти пяти лет брака.

Тем временем несколько лабораторий работали над созданием вакцины, и Самуил не сомневался, что у медиков все получится. Он многое повидал за свою жизнь, но ему трудно было думать о будущем – он словно застрял в неизменном настоящем пандемии. Какой будет новая жизнь? Двери и окна открываются, человечество возвращается на улицы, поначалу нерешительно, а затем отдаваясь эйфории. Самуил представил, как толпы людей обнимаются, точно на карнавале. Но это, конечно, не его случай. Он планировал воспользоваться этой долгой чумой, чтобы дистанцироваться от людей, которых не ценил, и избавиться от обязательств, к которым потерял интерес. Самуил мало кого мог выносить, но так искусно это скрывал, что заслужил репутацию славного малого. Никто не смел обвинить его в высокомерии или эгоизме – разве что в эксцентричности.