Самуил ходил по музею три дня от открытия до закрытия. Он впитывал истории, запоминал фотографии, осязал присутствие незримых душ, безутешно рыдал и проклинал с яростью, накопившейся за десятилетия. Самуил признал, что его судьба не исключительна, что он лишь одна из миллионов жертв. Он понял, что единственным выходом для матери было разлучиться с ним, чтобы дать ему возможность спастись. Он осознал, что ее страдания были куда тяжелее, нежели его собственные, и что Ракель умерла с именем единственного сына на устах. И тогда Самуил понял, что никогда не сможет изгнать своих демонов и должен научиться с ними жить.

* * *

В последующие месяцы Самуил и Летисия настолько сильно вжились в роли дедушки и тети Аниты, что едва могли вспомнить свое существование до ее приезда. Они переставили мебель так, чтобы девочке легко было перемещаться по квартире, сдвинули диваны, убрали ковры, о которые она могла споткнуться, и поставили столько ламп, что, по словам Самуила, дом своим ослепительным сиянием представлял угрозу для пролетающих мимо самолетов. Летисия отвечала за бытовые задачи – кормить, купать и причесывать Аниту, – а Самуил развлекал и обучал девочку. Она плохо ела, накормить ее стоило немалых усилий, но Самуил настоял, чтобы она сидела за одним столом со взрослыми. Девочка правильно пользовалась ложкой, вилкой и салфетками, у нее были хорошие манеры, и, прежде чем подняться из-за стола, она всегда просила разрешения.

– Большое спасибо, тетя Летисия, большое спасибо, Мистер Богарт, – говорила она по-английски, чтобы Самуил ее понимал.

Сначала она сторонилась его, но вскоре, почувствовав себя в безопасности, перестала бояться и даже к нему потянулась. Старик занимался с Анитой, чтобы она смогла пойти на уроки, как только откроется школа. Он заказал учебные тексты для ее возраста – все на английском – и просиживал с девочкой по три часа в день. Анита училась с большим желанием. Поскольку она не умела писать от руки, Самуил нашел для ученицы старую пишущую машинку, которую она освоила с грехом пополам, и заказал компьютер со специальной клавиатурой для слепых.

Но самым интересным для Аниты было фортепиано.

– Это проще, чем печатать, потому что я, если сделаю ошибку, сразу услышу некрасивый звук, – говорила девочка.

У нее не было проблем с дисциплиной: она понимала, что для развития ловкости пальцев нужно ежедневно играть гаммы.

– Есть зрительная память – у тебя с этим сложно; есть аудиальная – и с ней у тебя полный порядок; а для музыки нужна эмоциональная и мышечная память. Твои пальцы должны запоминать звуки и играть самостоятельно, движимые чувствами, – повторял Самуил.

– Я могу играть на слух, – утверждала девочка.

– Да, но чтобы заниматься серьезно, нужно научиться читать ноты и упражняться каждый день.

Самуил стал рисовать огромные ноты черным маркером – их Анита могла прочесть через лупу. Вскоре он заказал в интернете несколько партитур со шрифтом Брайля и приступил к изучению этой системы, чтобы затем научить девочку. Аните придется читать ноты пальцами и запоминать.

Эта странная жизнь взаперти с Летисией, Анитой и животными вернула Самуилу волю к жизни. Потеряв жену, он чувствовал, что утраты, разлуки, исчезновения, смерти, расстояние и забвение неизбежно накапливаются. А еще приходит безразличие: его чувства иссякали. Он признался Летисии, что не скучает ни по дочери, ни по внуку, которых так любил и баловал в детстве. Надин говорила, что семью не выбирают и нужно благодарно принимать того, с кем выпадет жить, но Самуил был не согласен; он полагал, что любовь не дается просто так, ее нужно заслужить, а внук только и заслужил, чтобы жизнь дала ему несколько встрясок, чтобы поубавить спеси и научить состраданию.

Любовь к Аните оказалась самым естественным чувством даже для нелюдимого старика. Самуил рассуждал, что в обычные времена девочка пошла бы в школу и они бы виделись гораздо реже, но, поскольку она всегда была рядом, он с каждым днем все больше к ней привязывался.