И, миновав полупьяного кучера, поднялся по ступеням. Рассказанная история крутилась где-то на задворках его сознания, пока он размышлял, что делать дальше. Он не пытался красться, зная, что скрип шагов на деревянных ступенях все равно потеряется в ночной какофонии Дворца. Одолев лестницу, он скользнул за штору. Окружившее его тепло пробудило осознание, что в погребах было довольно-таки прохладно.

Во Дворце стояла тишина. Он миновал кладовую, и коридор к комнатам прислуги, и проход, что вел в его собственные прежние покои, и добрался до широкой винтовой лестницы, которая вела в Главный чертог; именуемый так больше по традиции, ибо в Старом дворце Главный чертог располагался на первом этаже и занимал три яруса.

У входа в Главный чертог мирно дремал стражник, который и не шевельнулся, когда Миклош прошел мимо - то ли принцу повезло, что он лишился сапог, то ли просто стражник так привык к скрипу и хрусту в недрах Дворца, что его сон подобные мелочи уже потревожить не могли.

Миклош вошел в зал, где в двух из пяти каминов еще горел огонь. Прошел через выход в дальнем конце и оказался на узкой винтовой лестнице (пришлось повернуться боком, чтобы подняться). Здесь уже было достаточно светло, как от огней в Главном чертоге, так и от звездного света, вливающегося сквозь узкие окошки в потолке. Занятно, пока он шел, так и не заметил четкой границы между темнотой и тусклым освещением. Эта лестница была знакома Миклошу хуже, чем большая часть прочего дворца, поэтому поднимался он медленно, придерживаясь обеими руками.

В холодной комнатушке наверху светила лампа, дымящая и распространяющая острый аромат горящего масла. Она стояла на столике меж двух кроватей.

Дыхание Миклоша эхом отдавалось под сводами, а звуки из прочего Дворца словно не долетали сюда. Внезапно показалось. Будто он входит в другой мир - туда, где нет роскоши Дворца, но нет также и его ветхости.

Ветхости? Это еще откуда, подумал он. Мысленно проследил весь только что пройденный путь, от заплесневелых погребов, мимо потрескавшихся деревянных панелей и облупившихся блоков песчаника, которые словно и не замечал, пока шел мимо. На глазах его внезапно выступили слезы.

В сражении разума с воспоминаниями разум одержал окончательную победу.

Воздух холодил его затылок. Миклош смотрел на кровати, из которых доносилось мягкое нестройной сопение его родителей. И понял, что ему нечего им сказать.

Тихо, как только мог, он спустился обратно.

В Главном чертоге было так же тихо, как всегда. Миклош стоял в середине зала, который так казался еще более громадным, и пытался решить, куда направить стопы свои. Одна из дверей отсюда выходила в коридор, что вел к спальням, вторая - в королевскую приемную, третий проход вел в сторону кухни и комнатам прислуги, а еще один - к личным покоям Ласло. Миклош размышлял, долго и молчаливо.

В конце концов, сам не зная, почему, он направился к покоям своего брата Вильмоша. Небольшая лестница искривлялась, но не настолько, чтобы именоваться винтовой, и выходила в широкий и пустой коридор. В дальнем его конце висела зажженная масляная лампа, бросая отблески на еще несколько незажженных. Миклош шагал тихо, но прямо у занавеса покоев Вильмоша перед ним выросла фигура.

Он отпрыгнул, проглотив возглас удивления, и услышал, как встречный также проглотил такой возглас. Он стоял неподвижно, фигура - тоже, и в полумраке он едва мог различить два глаза, пытающихся, в свою очередь, рассмотреть его самого. Миновало примерно с полдюжины ударов сердца, и Миклош проговорил:

- Кто ты?

- Это был мой вопрос, - ответил тихий женский голос, - но я Бригитта.

Миклош прошел мимо нее к лампе в конце коридора, встал в конусе желтоватого света и развернулся к ней.

- Я принц Миклош.

Судя по вздоху, имя не показалось ей незнакомым.