— В общем-то, это не так уж и важно, — перевернув обложку, доктор посмотрела на дату рождения Марьи, — что в тридцать три, что в тридцать четыре, — вы уже, увы, проходите только как старородящая мамочка. Что же это вы, Марья Николаевна, так долго тянули с первым ребёночком? В вашем возрасте женщины уже по второму кругу к нам приходят, а вы только что опомнились. Тридцать четыре, да ещё почти год носить — тридцать пять. Поздновато…

— Тридцать пять?.. — следя за тем, как стерженёк простенькой шариковой ручки чирикает по сероватому листочку, Марья поднесла ладонь ко лбу и почувствовала, как её шею медленно сдавливает где-то у самого подбородка. Лимфоузлы затвердели холодными бляшками, и, не в силах вымолвить больше ни единого слова, Марья несколько раз с напряжением протолкнула в горло ставшую густой слюну.

— А что же вы хотите, дети за два дня не рождаются, — доктор перевернула исписанную страничку на другую сторону. — Патологии есть?

— Елена Дмитриевна, а вы ничего не перепутали? — трясущимися губами выдавила Марья и, словно ожидая пощёчины, сжалась на стуле в комок.

— Нет, деточка, я ничего не перепутала, — Староскольская подняла глаза от бумаги.

— Но этого не может быть, — бесцветно улыбаясь одними губами, Марья на миг прикрыла ресницы и отрицательно качнула головой.

— Вы сомневаетесь в моём профессионализме? — брови Староскольской сошлись у переносицы птичкой.

— Нет, что вы! — ту же выпалила Марья, боясь, что случайно обидела человека, и выжидательно заглянула ей в глаза. — Я нисколько не сомневаюсь, но…

— Ну, хоть на этом спасибо, — прервала её Елена Дмитриевна и, театрально поклонившись, снова принялась за свою нескончаемую писанину. — Аллергия, непероносимость к лекарственным формам?

— Вы неправильно меня поняли, — извиняющимся тоном проговорила Марья. — Дело в том, что… — резко выдохнув, она нервно облизала пересохшие губы, — дело в том, что у меня не может быть детей.

— Это кто вам сказал такую глупость? — Староскольская отложила ручку в сторону, устало прищурилась и двумя пальцами несколько раз с силой провела по переносице.

— Пятнадцать лет назад мне поставили диагноз «бесплодие», — с трудом проговорила Марья.

— И по этому поводу вы решили не рожать?

— Но за все эти пятнадцать лет у меня не было детей!

— Судя по всему, за все эти пятнадцать лет у вас просто не было стоящего мужика! — не выдержала пререканий докторица. — Деточка, я уже тридцать лет работаю в консультации и, слава тебе господи, отличить беременность от несварения желудка могу.

— Этого не может быть! — не глядя на врача, упрямо повторила Марья.

От нестерпимого звона ушам было больно; поднимаясь от затылка к макушке, звенящая стынь накрывала сознание, и Марья ёжилась от этой незнакомой холодной боли. Её голова буквально разрывалась на мелкие кусочки.

— Деточка, мне некогда разводить с вами дебаты, в коридоре огромная очередь, так что давайте не будем тратить время попусту и приступим к делу, — распрямив спину, Елена Дмитриевна повела затёкшими плечами. — Значит так. Срок вашей беременности на сегодняшний день — двенадцать недель, значит, скорее всего, рожать вы будете на майские…

— Подождите, подождите… — прижав ладони к лицу, Марья медленно провела ими по щекам.