Спрятал рундук, хранивший ценное письмо Ансона, в котором коммодор назначал его капитаном «Вейджера». Потом собрал команду и встал перед ней на квартердеке. В его обязанности входило зачитать «военный кодекс» – тридцать шесть статей, регулирующих поведение членов экипажа на борту. Он пустился в обычное монотонное перечисление – никаких ругательств, никакого пьянства, никакого богохульства, – пока не дошел до статьи девятнадцать. Ее слова обрели для него новый смысл, когда он произнес их со всей решительностью: «Ни одному состоящему на службе в военно-морском флоте или принадлежащему к военно-морскому флоту лицу не дозволяется произносить какие-либо слова подстрекательства или мятежа… под страхом смерти».
Чип начал готовить «Вейджер» к переходу вокруг мыса Горн, бесплодного скалистого острова, отмечающего самую южную оконечность Америки. Поскольку дальние южные моря – единственные непрерывно текущие вокруг земного шара воды, они аккумулируют огромную мощь, их волны, перемещаясь из океана в океан, проходят более двадцати тысяч километров. Достигая наконец мыса Горн, они оказываются сдавленными в сужающемся коридоре между самыми южными американскими мысами и самой северной частью Антарктического полуострова. Эта воронка, известная как пролив Дрейка, делает поток еще напористее. Эти течения не только самые протяженные на Земле, но и самые сильные – они переносят свыше одиннадцати миллионов кубических метров воды в секунду, что более чем в шестьсот раз превосходит сток реки Амазонки. А еще ветры. Постоянно хлещущие в восточном направлении от Тихого океана, где им не мешает суша, они разгоняются до ураганной силы и могут развивать скорость до 320 километров в час. Широты, в которых они дуют, моряки называют именами, отражающими возрастающую силу ветра: ревущие сороковые, неистовые пятидесятые и пронзительные шестидесятые.
Внезапное обмеление морского дна в этом районе – его глубина поднимается от четырехсот до едва ли девяноста метров – порождает волны пугающей высоты. Эти «валы мыса Горн» могут превосходить двадцатисемиметровую мачту. Бывает, волны приносят отколовшиеся от пакового льда смертоносные айсберги. А столкновение холодных фронтов с Антарктики и теплых с экватора порождает замкнутый круг ливня и тумана, снега с дождем и гроз.
Когда в XVI веке британская экспедиция обнаружила эти воды, она потерпела крах в битве с тем, что капеллан на борту назвал «самым безумным морем». Обошедшие мыс Горн заплатили огромным количеством жизней. Погибших экспедиций – потерпевших кораблекрушение, затонувших, исчезнувших – было настолько много, что большинство европейцев вообще отказались от этого маршрута. Испания предпочитала доставлять грузы к одному побережью Панамы, а потом тащить их свыше восьмидесяти километров по душным болезнетворным джунглям к кораблям, ожидающим на противоположном берегу. Что угодно, лишь бы не искушать Горн.
Обошедший мыс Герман Мелвилл в «Белом Бушлате» сравнил этот поход с нисхождением в дантовский Ад. «На краю света летописей не ведут, – писал Мелвилл, – …поломанный рангоут и обрывки вант и корпусов лишь напоминают о древней как мир истории – о кораблях, ушедших в море и никогда уже более не вернувшихся. – И продолжал: – Недоступный мыс! Как бы вы ни подходили к нему, с оста или с веста, в фордевинд, в галфвинд или в бакштаг, – мыс Горн остается мысом Горн… Сжалься, Господи, над моряками, женами их и малыми детьми»,.
На протяжении многих лет моряки пытались найти красивое и точное название для этого кладбища в глубинах океана. Одни называют его «Ужасом», другие – «Дорогой мертвецов». Редьярд Киплинг окрестил его «слепой ненавистью Горна».
* * *
Чип корпел над своими эскизными картами. |