Однако у Чипа и его команды чудесного изобретения не было. Им приходилось полагаться на «счисление пути» – довольно сложный процесс – с применением песочных часов для оценки времени и бросанием в море веревки с узлами для приблизительного определения скорости корабля. Также капитан опирался на интуитивное понимание влияния ветров и течений, и результат сводился к сумме обоснованных догадок и слепой веры. Потому очень часто «метод счисления пути вел прямиком к смерти», по выражению Собель.

Душу Чипу грел хотя бы календарь. Стоял февраль, а потому к морям у мыса Горн эскадра подойдет в марте, еще до наступления южной зимы. Они, вопреки всему, успели. Только ни Чип, ни другие моряки не ведали, что лето – отнюдь не самое безопасное время для прохождения вокруг мыса Горн с востока на запад. Действительно, в мае и в зимние в Южном полушарии июнь и июль температура воздуха ниже и света меньше, а ветры умеренные и иногда дуют с востока, что облегчает проход в Тихий океан. Конечно, в другие сезоны условия суровее. Однако в месяц равноденствия – март, – когда солнце находится прямо над экватором, западные ветры и волны, как правило, достигают своего пика. Так что Чип шел навстречу «слепой ненависти Горна» не только по счислению пути, но и в самый опасный момент.

* * *

Чип вел «Вейджер» на юг вдоль побережья нынешней Аргентины. Он шел вплотную к шести остальным кораблям эскадры, расчистив палубы для боя на случай появления испанской армады, зарифив паруса и задраив люки. «Погода у нас была капризная и бурная… с таким неистовым ветром и морем, что мы шли очень резво», – писал преподаватель Томас.

Поскольку у «Триала» была сломана мачта, эскадра на несколько дней остановилась в гавани Сан-Хулиан. Посещавшие ее ранее мореплаватели рассказывали, что видели тут жителей, однако теперь все здесь казалось заброшенным. «Единственной встретившейся нам достопримечательностью были броненосцы, или “свиньи в доспехах”, как их зовут моряки, – писал казначей «Триала» Милькамп. – Величиной с крупную кошку, свиное рыло, они покрыты толстым панцирем… твердым настолько, что выдерживает сильный удар молотком».

Сан-Хулиан был не просто заброшенным местом, в глазах Чипа и его людей он также являл собой жуткий памятник тому урону, который может нанести экипажу корабля долгое путешествие. Когда в день Пасхи 1520 года здесь бросил якорь Магеллан, несколько его кипящих от возмущения людей попытались его свергнуть, и ему пришлось подавить мятеж. На крошечном островке в гавани он приказал казнить одного из бунтарей – его тело четвертовали и повесили на виселице для всеобщего устрашения.

Пятьдесят восемь лет спустя, когда во время кругосветного путешествия в бухте Сан-Хулиан остановился Фрэнсис Дрейк, он также заподозрил заговор и обвинил одного из своих людей, Томаса Даути, в измене. (Обвинение, скорее всего, было ложным.) Даути умолял вернуть его в Британию для надлежащего судебного разбирательства, но Дрейк ответил, что «ловкие законники» ему не нужны, добавив: «Законы меня тоже не волнуют». Даути обезглавили топором на том же месте, где казнил Магеллан. Дрейк приказал поднять все еще истекающую кровью голову перед своими людьми и воскликнул: «Вот! Таков конец предателям!»

Пока Чип и другие капитаны Ансона ждали окончания ремонта мачты «Триала», один офицер определил место, где происходили казни.