Отчаянно нуждавшийся в деньгах Балкли получил предложение привести из Плимута в Лондон торговое судно. Он направил в Адмиралтейство письмо с просьбой разрешить ему рабочую поездку. Он писал, что считал своим долгом согласиться, но не может без дозволения – «чтобы Ваши Светлости не подумали, что я сбежал от правосудия». Артиллерист добавлял: «Я готов и желаю подвергнуться строжайшему судебному разбирательству моего поведения по отношению к капитану Чипу и надеюсь дожить до встречи с ним лицом к лицу, но одновременно я надеюсь, что меня не оставят на земле погибать». Адмиралтейство дало разрешение, однако Балкли по-прежнему оставался лишенным средств к существованию и жил в постоянном страхе, что его и других выживших в любой момент могут привлечь к суду и приговорить к смертной казни.

Потерпев кораблекрушение, Балкли перестал ждать указаний вышестоящих. Спустя месяцы после возвращения на родной остров он решил поднять другой вид бунта – литературный. Он замыслил издать собственный журнал. Балкли сформирует общественное мнение и – как уже было на острове – привлечет народ на свою сторону.

Предвидя, что некоторые сочтут публикацию журнала скандалом – обнародовать рассказы о своих плаваниях было обычным делом для старших офицеров, но не для простого артиллериста, – Балкли, предупреждая критику своего решения, написал предисловие. В нем среди прочего утверждал, что было бы несправедливо полагать, что он и Камминс, учитывая их общественное положение, не способны выполнить такую сложную работу. «Мы не выдаем себя за натуралистов и высокообразованных ученых, – писал Балкли и далее отмечал: – Люди с общепринятыми представлениями способны ежедневно записывать на бумаге заметки о заслуживающих их внимания фактах, в особенности о делах, в которых они сами принимали столь большое участие. Мы рассказываем только о том, что никак не могло не стать нам известным, и о том, что мы действительно считаем правдой». Он также отверг возможную жалобу на то, что он и Камминс не имели права разглашать секреты произошедшего с ними и их командой: «Нам намекнули, что публикация этого журнала оскорбит некоторых видных деятелей. Мы не можем себе представить, что какие-либо действия, связанные с “Вейджером”, хотя и преданные широкой огласке, могут оскорбить любого большого человека дома. Разве оскорбление сказать миру, что мы на “Вейджере” потерпели кораблекрушение, когда всем уже об этом известно?.. Разве не известно также, что мы отправились за границу в надежде обрести богатство, но вернулись домой нищими, как попрошайки? – И продолжал: – …Людям, преодолевшим большие трудности, доставляет удовольствие рассказать свою историю, и если мы доставляем себе это удовольствие, то у кого есть повод обижаться? Должны ли мы, столкнувшиеся со смертью в стольких обличьях, бояться оскорбить бог знает кого?»

В таком же популистском тоне Балкли защищал свое и Камминса поведение на острове. Он писал, что многие осуждали их за то, что они «излишне предприимчивы и активны для людей нашего положения», но только благодаря их действиям кто-то вернулся в Британию. Он утверждал, что после прочтения журнала люди смогут сами судить, заслуживают ли они с Камминсом какого-либо наказания: «Арест нами капитана почитается дерзким и беспрецедентным поступком, куда худшим почитается то, что мы не привезли его с собой домой, однако читатель увидит, что поступить так, как мы поступили, нас заставила непреложная необходимость».