Четырехкилограммовый чугунный снаряд обезглавил одного из людей Ансона, Томаса Ричмонда. Другой моряк был ранен в ногу, и, когда из его артерии хлынула кровь, товарищи отнесли его вниз на орлопдек, где его положили на операционный стол. Корабль содрогнулся от взрывов, доктор Аллен взялся за свои инструменты и без анестезии принялся отрезать мужчине ногу. Один военно-морской хирург описал, как сложно было работать в таких условиях: «В тот самый момент, когда я ампутировал конечность одному из наших раненых моряков, мне почти постоянно мешали остальные его товарищи, находившиеся почти в таких же удручающих обстоятельствах, одни пронзительно кричали, требуя, чтобы о них позаботились, а другие хватали меня за руки в искреннем желании получить помощь, даже когда я вводил иглу для скрепления лигатурой разделенных кровеносных сосудов». Пока Аллен работал, корабль непрерывно трясло от отдачи больших пушек. Врачу удалось отпилить ногу чуть выше колена и прижечь рану кипящей смолой, но вскоре пациент скончался.
* * *
Битва бушевала. Ансон понял, что орудийные порты противника очень узки, что затрудняет движение стволов. Он развернул корабль почти перпендикулярно галеону, тем самым лишив многие орудия противника возможности прицельного выстрела. Пушечные ядра «Ковадонги» проносились мимо «Центуриона» и падали в море, взметая брызги. Орудийные порты «Центуриона» были шире, и расчеты Ансона ганшпугами и ломами направляли пушки прямо на галеон. Коммодор дал сигнал стрелять самыми тяжелыми – одиннадцатикилограммовыми – ядрами по корпусу противника. Одновременно некоторые из людей Ансона по цепочке обстреляли паруса и такелаж «Ковадонги», парализовав подвижность корабля. Галеон содрогался под безжалостным шквалом металлического града. Снайперы Ансона с реев уничтожили противников на такелаже противника и расстреливали одного испанца за другим на палубе.
Монтеро призывал своих людей сражаться за своего короля и страну, крича, что жизнь без чести бессмысленна. Мушкетная пуля отскочила от его груди. Он был контужен, но оставался на квартердеке, пока осколок не поразил его ногу, после чего его отвели вниз к другим раненым. Командовать он оставил сержант-майора, которому тут же прострелили бедро. Командир находившихся на борту солдат попытался сплотить экипаж, но ему оторвало ногу. Как заметил преподаватель Томас, испанцы, «напуганные тем, что каждое мгновение перед ними падало замертво множество людей… начали выбегать из своих отсеков и кучами падать в люки».
После полутора часов неослабевающего огня галеон застыл неподвижно, его мачты треснули, паруса были разорваны в клочья, а корпус испещрен дырами. Прослывший непобедимым корабль оказался смертным. На его палубе среди разбросанных тел и клубов дыма британцы увидели человека, который, пошатываясь, направлялся к грот-мачте с разорванным в клочья испанским флагом. Ансон подал знак прекратить огонь, и мир на мгновение погрузился в тишину. Изможденный боем британский коммодор и его люди с облегчением наблюдали, как человек на галеоне принялся спускать лохмотья, бывшие флагом. Испанцы капитулировали.
Монтеро, который все еще находился внизу и не знал о том, что происходит на палубе, приказал офицеру быстро взорвать пороховой погреб и потопить корабль. Офицер ответил: «Уже слишком поздно».
Ансон отправил лейтенанта Сумареса с отрядом, чтобы завладеть галеоном. Когда Сумарес ступил на борт «Ковадонги», он содрогнулся, увидев ее палубы, «беспорядочно покрытые телами, внутренностями и оторванными конечностями». Один из людей Ансона признался, что война ужасна для любого человека с «гуманным характером». Британцы потеряли всего троих человек, испанцы же – около семидесяти убитыми и более восьмидесяти ранеными. Ансон послал своего хирурга, чтобы помочь в лечении их раненых, в том числе Монтеро. |