И что значит – полюбить Торна? Сам он просто сгорал от похоти, ему хотелось обладать Фионой – и больше ничего. Никаких тонких чувств. Попробуй ка научи этого варвара любить, если ему непонятен сам смысл этого слова!

Фиона тяжело вздохнула. Пророчество Бренна погубит ее, и больше ничего.

В этот миг тяжелая дверь сорвалась с петель, и в открывшемся проеме Фиона увидела разъяренного светловолосого гиганта. Торн стоял подбоченившись, слегка расставив ноги, и испепелял взглядом непослушную рабыню.

– Самовольничаешь? – прорычал он.

– Всего лишь моюсь, – ответила Фиона и поглубже нырнула в лохань. – Нам предстоит прожить вдвоем долгую жизнь, викинг. Привыкай считаться с моими желаниями.

Торн ошеломленно посмотрел на нее.

– Что за чушь ты несешь? Какое новое колдовство замышляешь на мою голову?

– Бренн сказал, что наши судьбы соединены на небесах. Звезды не лгут, а Бренн – великий мудрец. Да, не такой судьбы я себе желала, но что же делать? Придется смириться.

Торн поднял дверь, навесил ее назад на петли и хорошенько прикрыл. Затем подошел к лохани, в которой сидела Фиона. Было видно, как он зол.

Подойдя вплотную, Торн немного помедлил, рассматривая Фиону, а затем заговорил – хрипло и сердито:

– Смириться, говоришь? Это ты хорошо придумала. Значит, и не испытывай моего терпения! А ну ка вылезай из лохани.

Вид Торна был так грозен, что Фиона решила не доводить до греха.

К тому же главное было уже сказано – о том, что их судьбы соединены на небесах. Другой вопрос – как он воспримет это. Ведь викинги не только суеверны – они к тому же вспыльчивы, упрямы и грубы. Нет, лучше не сердить его больше.

Отчего Бренн так настойчиво повторяет, что этот дикарь – судьба Фионы? Как ей хотелось бы, чтобы старый колдун на этот раз оказался не прав!

– Дай мне мое платье, викинг, – сказала Фиона. – И я вылезу, как ты хочешь.

Торн и не подумал двинуться с места.

– Я уже видел тебя, – ответил он. – Видел совершенно голой на твоем проклятом острове, и не только. Я и сейчас вижу эту картину – твое тело, обнаженное, залитое лунным светом, мерцающее в легком тумане. Оно прекраснее, чем тела валькирий, которые придут, чтобы отвести меня в небесную Валгаллу, когда я умру. В ту минуту, когда я увидел твое тело, я понял, что оно не может принадлежать земной, смертной женщине.

Он тряхнул головой, словно отгоняя нахлынувшие видения. С того дня, точнее, с той роковой ночи он и перестал быть самим собой.

– Вылезай из воды, Фиона, – сказал Торн. – Я хочу снова видеть тебя такой же, как в ту ночь.

Сердце его готово было проломить ребра и выскочить из груди – вот как хотел он эту женщину! Женщину? Нет, девственницу, налитую невозможным, обжигающим любовным жаром. Он не мог думать ни о чем другом – только о том, как бы подмять ее обнаженное тело своим и погрузиться, ворваться в ее нежную дразнящую плоть. Войти в нее до самого конца и утолить свое желание, залить влагой ее тела огонь своей пылающей страсти.

Услышать сладостные стоны, когда она разделит с ним его наслаждение. О, какой небесной песней прозвучат они для его ушей!

– Что ты задумал? – спросила Фиона, присматриваясь к огоньку, пробивающемуся сквозь прозрачный лед его глаз.

Впрочем, она и так знала ответ.

Он хочет ее и возьмет ее – неважно, хочет того Фиона или нет. Сила желания, полыхавшего в Торне, пугала Фиону. От викинга шли волны страсти, и они окутывали, словно густой вязкий туман.

Торн негромко, сухо хохотнул.

– Что я задумал? – повторил он. – Я задумал сделать наконец то, что должен был сделать еще тогда, на твоем острове, в ту самую ночь. Если бы я взял тебя тогда, может быть, не был бы безумен сейчас.