Насколько она поняла, Романо угодил в Винтерфилд в наказание за какую‑то шалость вроде той, что пытался устроить тогда на речке. Однако, как ей казалось, и в каре должна соблюдаться мера. В отношении лорда Грэя к несчастному мальчишке меры не было и в помине.

Зачем‑то это было ему нужно.

Причина как будто лежала на поверхности. Лорд Грэй сознательно разыгрывал из себя исчадие ада, чтобы заставить этого лентяя и лодыря от души возненавидеть себя и с жаром взяться за дело: чтобы хоть в какой‑то степени овладеть искусством убивать, Романо следовало бы сперва испытать непереносимое желание сжать руки на чьем‑то горле. На него это действовало, однако не слишком, и Лея только удивлялась, почему лорд Грэй так упорствует в вообще‑то чуждом ему хамстве. Потом она хлопнула себя по лбу, коротко рассмеялась и обозвала себя дурой.

Она ведь в принципе согласилась подумать о Романо как о возможном женихе, однако не оставила лорду Грэю никаких сомнений относительно чувств, какие испытывала к выдвинутой кандидатуре. В ее согласии не хватало любви, ее это удручало, и такая умная скотина, как Грэй, это поняла. И он заставил Романо зримо страдать, чтобы вызвать в ней женскую жалость – чувство, от которого до любви ближе всего. Дерьмо. Она не желала любить Романо из сострадания. Ей не хотелось, чтобы за нее платили такую мрачную цену.

14. День открытий

– Доброе утро, мисс Андольф, – сказала Глави, водружая на туалетный столик кувшин с водой.

– Еще какое доброе, – согласилась Лея, разлепляя глаза. – Сегодня день моего рождения.

Медный тазик загремел по полу.

– Как?!

– Ну, как бывают дни рождения. Сегодня мне стукнуло двадцать. Подумать страшно – так и жизнь пройдет.

– Съер Грэй знает? – озабоченно спросила Глави.

Лея помотала головой.

– Зачем? – искренне удивилась она. – Мне и надеть‑то к праздничному столу нечего…

Однако Глави в комнате уже не было: она исчезла, оставив за собой лишь взвихренный воздух. Лея, недоуменно пожав плечами, выбралась из‑под одеяла, умылась, надела утреннее платье и не торопясь спустилась в обеденный холл. Это был первый день рождения, настигший ее вне дома, и она совершенно не представляла себе, как это событие обставляется в кругу посторонних.

Именно поэтому, чтобы не чувствовать себя неловко и не ставить в неудобное положение других, она и не хотела никому ничего говорить. С Глави она попросту не удержалась: слишком уж погано сидеть в одиночку и размышлять, что сегодня, в принципе, праздник твоего существования.

Спускаясь вниз с галереи, она обнаружила в холле странную картинку: лорд Грэй и Романо Кадуцци голова к голове что‑то торопливо и довольно мирно обсуждали.

Отнюдь не в духе изувера и его жертвы. Лея безотчетно напрягла свой уникальный слух.

– Позвольте, я это сделаю, – горячился Романо. – При всем уважении к вам, Грэй, я думаю, в этой области у меня и знаний и практики побольше.

– Не подведешь? В смысле, удержишься от какойнибудь глупой выходки?

– Обижаете.

– Ладно. Я тоже что‑нибудь придумаю.

Оба согласно замолкли, обнаружив на лестнице Лею.

– Сегодня тренировки отменяются, – объявил лорд Грэй.

– Какая жалость, – искренне сказал Романо, – что мисс Андольф не отмечает день рождения триста шестьдесят пять раз в году. Я хотел бы выпить за день мира и согласия.