Изменить размер шрифта - +
С нашим

доктором. Что-то он задерживается.

Снова открылась одна из дверей, и в гостиную вошел человек, одетый в белый халат и шапочку, с саквояжем в руке. На носу его поблескивали

очки.

– Приветствую, молодой человек! – кивнул он Павлу и направился к кушетке. – Пожалуйте сюда!

Повинуясь кивку доктора, Павел поднялся со стула и пересел на кушетку, а доктор тем временем зажег яркую лампу с рефлектором на ручке,

которую вынул из саквояжа.

– Рот откройте, будьте любезны, – попросил он Павла. – Шире, шире.

Свободной рукой врач взял Стаднюка за подбородок и оттянул нижнюю челюсть.

– Зубы в порядке. Очень хорошо. Горло не обложено. Замечательно. Скажите «а».

– А-а-а, – послушно протянул Паша.

Вдруг он позеленел, и в глазах у него все поплыло. Он вспомнил, как у Вариного отца однажды обнаружил напечатанную на машинке статью

некоего профессора Варшавского о психологическом воздействии обменного переливания крови, разработанного совсем недавно, в прошлом

десятилетии, профессором Богдановым. Суть обменного переливания крови состояла в том, что если поменяться кровью старику и молодому, то

молодой станет более опытным, а старый продлит себе жизнь. В этом было столько кровавой мистики, столько нечеловеческого, дьявольского, что

становилось страшно. Варшавский описывал удачные и неудачные эксперименты с переливанием. Сам Богданов погиб во время одиннадцатого в его

жизни переливания крови. Уж не в таких ли домах проводят подобные эксперименты? И из кого берут кровь?

– Следите за здоровьем? – продолжал спрашивать доктор.

– Ага, – не закрывая рта, ответил Паша. А когда доктор отпустил челюсть, добавил: – Физкультурой занимаюсь. Я все же надеюсь поправиться,

чтобы меня в путешественники взяли.

– Так-так. Хорошо. Голову наклони вперед.

Евгений Поликарпович аккуратно ощупал Пашину макушку там, где когда-то была проломлена кость.

– Надо полагать, что это и есть та самая пуля? – спросил он.

– Да.

– Кость до конца не срослась, – сказал доктор, повернувшись к Дроздову. – Под кожей имеется небольшое отверстие. – И снова обратился к

Паше: – Приступы бывают?

– Раньше были. Теперь очень редко.

– Ясно, – вздохнул доктор. – Штаны приспусти.

– Штаны? – краснея, переспросил Паша.

– Штаны-штаны! – кивнул доктор. – И с подштанниками вместе, что ты как красна девица? Оголи головку. Чего такой возбужденный? Прячь свое

хозяйство. Давно был с женщиной?

– Не был, – коротко ответил Паша, торопливо застегивая ширинку.

– Как давно, спрашиваю! – наседал доктор.

– Никогда.

Евгений Поликарпович вздернул брови и, погасив лампу, выдернул ее из штепселя и уложил в саквояж.

– Вот как? Отчего же? – голос его смягчился. – Сколько тебе лет, кстати?

– Двадцать шесть.

– И что, ни разу? И не хотелось?

– Отчего же не хотелось? – нервно рассмеялся Паша. – Хотелось! Что я, не как все, что ли? Так, что-то не сложилось.

– Может, он педераст? – задумчиво спросил Максим Георгиевич.
Быстрый переход