С нашим
доктором. Что-то он задерживается.
Снова открылась одна из дверей, и в гостиную вошел человек, одетый в белый халат и шапочку, с саквояжем в руке. На носу его поблескивали
очки.
– Приветствую, молодой человек! – кивнул он Павлу и направился к кушетке. – Пожалуйте сюда!
Повинуясь кивку доктора, Павел поднялся со стула и пересел на кушетку, а доктор тем временем зажег яркую лампу с рефлектором на ручке,
которую вынул из саквояжа.
– Рот откройте, будьте любезны, – попросил он Павла. – Шире, шире.
Свободной рукой врач взял Стаднюка за подбородок и оттянул нижнюю челюсть.
– Зубы в порядке. Очень хорошо. Горло не обложено. Замечательно. Скажите «а».
– А-а-а, – послушно протянул Паша.
Вдруг он позеленел, и в глазах у него все поплыло. Он вспомнил, как у Вариного отца однажды обнаружил напечатанную на машинке статью
некоего профессора Варшавского о психологическом воздействии обменного переливания крови, разработанного совсем недавно, в прошлом
десятилетии, профессором Богдановым. Суть обменного переливания крови состояла в том, что если поменяться кровью старику и молодому, то
молодой станет более опытным, а старый продлит себе жизнь. В этом было столько кровавой мистики, столько нечеловеческого, дьявольского, что
становилось страшно. Варшавский описывал удачные и неудачные эксперименты с переливанием. Сам Богданов погиб во время одиннадцатого в его
жизни переливания крови. Уж не в таких ли домах проводят подобные эксперименты? И из кого берут кровь?
– Следите за здоровьем? – продолжал спрашивать доктор.
– Ага, – не закрывая рта, ответил Паша. А когда доктор отпустил челюсть, добавил: – Физкультурой занимаюсь. Я все же надеюсь поправиться,
чтобы меня в путешественники взяли.
– Так-так. Хорошо. Голову наклони вперед.
Евгений Поликарпович аккуратно ощупал Пашину макушку там, где когда-то была проломлена кость.
– Надо полагать, что это и есть та самая пуля? – спросил он.
– Да.
– Кость до конца не срослась, – сказал доктор, повернувшись к Дроздову. – Под кожей имеется небольшое отверстие. – И снова обратился к
Паше: – Приступы бывают?
– Раньше были. Теперь очень редко.
– Ясно, – вздохнул доктор. – Штаны приспусти.
– Штаны? – краснея, переспросил Паша.
– Штаны-штаны! – кивнул доктор. – И с подштанниками вместе, что ты как красна девица? Оголи головку. Чего такой возбужденный? Прячь свое
хозяйство. Давно был с женщиной?
– Не был, – коротко ответил Паша, торопливо застегивая ширинку.
– Как давно, спрашиваю! – наседал доктор.
– Никогда.
Евгений Поликарпович вздернул брови и, погасив лампу, выдернул ее из штепселя и уложил в саквояж.
– Вот как? Отчего же? – голос его смягчился. – Сколько тебе лет, кстати?
– Двадцать шесть.
– И что, ни разу? И не хотелось?
– Отчего же не хотелось? – нервно рассмеялся Паша. – Хотелось! Что я, не как все, что ли? Так, что-то не сложилось.
– Может, он педераст? – задумчиво спросил Максим Георгиевич. |