|
– А может, ничего страшного не случилось, а ты понапрасну панику поднял? – А если нет? – удивился Роберт. – Может, жизнь Павла сейчас зависит именно от твоей помощи! Тебе надо пойти к Петряхову и все ему рассказать. – Да-да! – воскликнула Варя. – Он позвонит товарищу Сталину и пожалуется. Иосиф Виссарионович все знает, все понимает! Он разберется с ними по совести! – Конечно, – закивал собеседник и хотел встать из-за столика. – Нет, – Варя снова поникла. – Что – нет? – С чего ты взял, что он станет помогать? Скажет, мол, раз забрали, значит, было за что! – Может, и скажет, но попробовать-то следует. Ты представь, каково сейчас Павлу! Нельзя же думать только о себе. Не по-комсомольски это. Варя поежилась и задумчиво сделала несколько больших глотков чая. – Наверно, ты прав, – сказала она. – Заеду, покормлю дедушку и пойду к Петряхову. Сама схожу. Я уже знаю, что ему сказать. – И правильно! – улыбнулся Роберт. – Пойдем, я тебя до трамвая провожу. – Пойдем. – Варя отодвинула пустой стакан. ГЛАВА 4 _28_декабря_1938_года,_среда._ _Подмосковье,_дорога_на_Долгопрудный_ Советник германского посольства Густав Хильгер любил удить рыбу в Подмосковье. Окружению немецкого аристократа подобное развлечение казалось диковатым, поэтому граф Шуленбург, посол Германии в Москве, его не одобрял. С другой стороны, Хильгер был незаменимым сотрудником – сын московского фабриканта, он родился и провел детство в России, безупречно владел русским языком, прекрасно знал менталитет этого полудикого северного народа. Ему можно было простить такие мелкие слабости, как любовь к подледному лову. И граф Вернер фон Шуленбург прощал советнику, позволяя отлучаться, когда не было неотложных дел. Густав Хильгер ценил такое доверие, особенно теперь, когда по всей Советской России одно за другим закрывались германские консульства и многие работники посольства трудились практически без отдыха. Расслабившись на заднем сиденье черного «Мерседеса», он задумчиво глядел на ползущие за окном сугробы, но мысли его были заняты не рыбалкой, на которую он выехал несмотря на лютый мороз, а куда более глобальными вещами. Хильгер не одобрял агрессивной политики Гитлера, более того – боялся ее. И дело было вовсе не в миролюбии, к которому, как говорили, советник имел склонность, а в том, что Германия, по его мнению, не имела достаточного технического перевеса для претензий на мировое господство. Гитлер же делал ставку на непоколебимый моральный дух нации, что могло измениться после столкновения с первыми серьезными трудностями. – А ну-ка постой, Фридрих! – Хильгер наклонился к боковому стеклу. «Мерседес» сбавил скорость и приткнулся к обочине, не выезжая из широкой снежной колеи, пробитой полуторками. – Что-то случилось? – настороженно спросил водитель, доставая из кобуры под сиденьем тяжелый «люгер 08». – Пока не знаю. Отъедь немного назад и дай мне пистолет. Густав Хильгер открыл дверцу и по щиколотку утонул охотничьими унтами в снегу. Фридрих заглушил двигатель и тоже выбрался из машины. – Мне показалось, что в сугробе у обочины лежит человек, – произнес советник. |
