|
Зубами, батенька, зубами, — рассказывал он, подливая гостю вино. — На Юконе природа дикая, снега, морозы, но нам, русским, к этому не привыкать. Жили в палатках, да-да, представьте, в парусиновых палатках с печуркой, ездили на собачьих упряжках, случалось, даже спали на снегу — это все для нас не страшно. Трудновато было месяцами питаться одной вяленой лососиной, холод многие европейцы плохо переносили… Но я лично после Сибири холода не боялся — стаканчик виски со спиртом смешаешь, хлопнешь, меховую доху на плечи — и что тебе холод? Даже на снегу спать можно себя приучить. А вот нравы тамошние, это я вам доложу — не для слабых. Закон кольта. Не знаешь, с какой стороны ждать опасности — каждый готов пристрелить. С одной стороны, индейцы — не желают терпеть присутствия бледнолицых. Близ Юкона обитало племя танана, весьма воинственное племя, доложу вам. Немногие старатели сумели остаться в живых, встретив индейцев в каком-нибудь диком пустынном месте. С другой стороны — местные золотодобытчики, организовавшие Ассоциацию американских старателей, ненавидят пришлых и пытаются навязать решение о передаче участков только гражданам США. А у нас там Ноев ковчег — шведы, немцы, поляки, русские, китайцы даже… И ведь граждане эти американские — те же эмигранты, в лучшем случае, сыновья эмигрантов, и корней-то в Америке пустить еще не успели. Но они уже американцы, а мы для них — чужаки… Ну мы, пришлые, тоже объединились, а как бороться, если каждый ненавидит соседа — поляки русских, ирландцы англичан?
— Федор Иванович, но неужели все так и построено на ненависти? Ведь люди всегда могут договориться. И в любом обществе найдутся благородные души и подлецы. Я слышал, что в суровых условиях в человеке раскрываются его лучшие черты. — Молоды вы еще, батенька мой, молоды! Вот и мерещутся вам благородные души… Главное благородство — в меткой стрельбе! — И вам доводилось убивать? — Доводилось, а как же! И рука не дрожала — или я, или меня, так уж лучше я. Там, Дмитрий Степанович, приходится отказываться от привычных правил морали, которыми руководствуются люди в благополучном обществе… Перехватив взгляд Марты, Федор Иванович свернул беседу, принявшую неприятный оборот. — Ты, дочка, дедушку Прохора навести. Старик ждет тебя, не дождется. Он что-то плох стал, совсем слег, не встает уже. Прохор Петрович действительно сильно сдал — осунулся, побледнел, восковая кожа обтягивала заострившийся нос и впалые щеки. Услышав голос Марты, он приподнялся в подушках, протянул руки и силился рассмотреть подслеповатыми слезящимися глазами свою любимицу. — Дедушка, здравствуйте! — Марта подошла к старику и поцеловала его в щеку. — Марфинька, вот радость-то! Привел Господь повидать тебя перед смертью. — Дедушка, ну что вы такое говорите? Вы приболели немного, но скоро поправитесь! — Да нет, чувствую, пора уже мне в дальний путь… Так меня скрутило, видать, не суждено подняться. Анна, мачеха твоя, травяными отварами да настоями меня решила потчевать, да что-то не верю я в ее лечение. Не люблю я, Марфинька, американку эту, не баба, а чистая чума. И все она где-то в отъездах да в разъездах, травяной настой сделает, тьфу, волхование бесовское, прости Господи, и неделю ее нет как нет. А я-то, как она за порог, приказываю все ее настои в отхожее место вылить, — старик засмеялся скрипучим смехом. — Добрая баба рядом с мужем сидела бы, а не шлялась по гостям… Раз ты — мужняя жена, так и гостевание твое только если сам где гостюет, а ты при нем. В старые-то времена так было, а теперь баловство пустое развели. Лишь бы хвостом мимо дома вертеть. Баба да бес, один у них вес! И Федору тоже не до меня. |
