|
– Он ни слова не говорил, вы поймите правильно, – сказал Гринько. – Но и так все было ясно. Я пытался говорить с ним, но он мне не верил. – Но ведь так тоже не жизнь. – Альбина вздохнула. – Я ни перед кем скрываться не стану. Даже перед родным отцом. Не такой у меня характер. А тут приходилось встречаться чуть ли не тайно. – Так и скажи – тайно. – Ну бред ведь просто! Как будто я ему зла какого-то хотела… А он прямо как волчонок. Ну я и не выдержала. Я такая по характеру, мне прятаться, увиливать – не по нутру. Противно. Я и мужа ни минуты не обманывала. Полюбила другого – так и сказала прямо, как есть. Пришла и выложила. Ну и тут тоже собрала вещи и ушла. – Значит, Митя ушел из-за вас. Альбина молча кивнула. – Ночью сбежал, – сказал Гринько. – Я утром проснулся – нет его. Помчался сразу в Питер, да где его найдешь. Я по всем вокзалам мотался. Негритосика этого из буфета в отделение отвел тогда, помните? Вы про него спрашивали. – Значит, Митю вы искали повсюду, но не нашли. В детской комнате были? – Да был же! И этот подонок только плечами пожимал: не знаю, не видел. Я как человека просил его: если появится, скажи ему, что я его ищу. – У него были другие планы… Гринько хотел что-то сказать, но Самарин прервал его, обратившись к Коржавиной: – И что произошло потом? Почему Вы, Альбина Леонидовна, решили спалить дом? – Да просто зло взяло на всю эту жизнь. – Альбина кусала губы. – Как Митя ушел, он, – она кивнула в сторону Гринько, – вообще перестал со мной разговаривать, вот я и подумала… – Пусть лучше его не будет вообще, – усмехнулся Самарин. – Да нет, я не думала, что убью, вообще ничего не думала… Просто злость была какая-то… Самарин задумался. Возможно, Альбина была бы не такой плохой матерью. Но Митя в это не верил. И не хотел проверять. В результате попал в руки Жеброва. Что ж, для Мити по крайней мере теперь все кончилось. – Вот, подпишите ваши показания. Гринько и Коржавина ушли. Дмитрий перечитал протокол: «Проживал у меня с марта по сентябрь 1997 года…» На прощание, когда Альбина была уже в коридоре, Гринько спросил его: – А этому, из детской комнаты, что будет? Самарину было нечего ответить. Потому что дела на своих сотрудников милиция заводит неохотно, даже когда всем и каждому ясно, что он преступник. А если это племянник начальника отделения, да преступление еще надо доказать… Что ему будет? – Не знаю, – ответил он вслух, а про себя: «Ничего». – Значит, сухим из воды, – сказал Гринько и вышел. Проезд до Ладожского вокзала занял, как всегда, чуть меньше получаса. Дмитрий поднялся к Тане. – Иван Егорович у себя? – Нет его. – Та расплылась в улыбке. Должно быть, решила, что он ищет повод, чтобы повидаться с ней. – Уехал на совещание. – Тогда ладно. – Ваш подарок… – Таня сделала таинственное лицо, показала глазами на рубиновую каплю и сказала тихо-тихо: – Пользуется успехом. Мне уже сделали массу комплиментов. Я не говорю о молодых, вроде Анатолия Григорьевича и нашего медэксперта, но даже Чекасов и Селезнев! А уж Славик Полищук, знаете его! Он подошел и говорит… – Ну что ж, я рад, – сказал Самарин и поспешил уйти. Список восхищавшихся его подарком остался неоконченным. Агния подошла к окну. Сквозь переплеты окна она видела осенний сад. |
