Часть меня знала, что я люблю его. Но я не поддалась этой любви. Не поддалась Сэмюэлю когда‑то давно, не поддалась Адаму и сейчас не поддалась Тиму.
Я не стала снова бить его ломом по голове – у меня было более важное дело.
Но как сильно я ни била, металлический лом ничего не мог сделать с кубком. Странно: кубок глиняный, а железо разбивает большинство заклятий малого народа. Я раздробила цемент пола, но лом не оставил на этом проклятом кубке даже вмятины.
Оставляя на полу следы крови и других жидкостей, я искала кувалду, когда услышала рев машины, вылетевшей из‑за угла.
Машину я узнала.
Это Адам, но он опоздал. Он больше не может меня любить.
Он рассердится на меня.
Нужно спрятаться. Если он меня не любит, то причинит мне боль, когда рассердится. А когда успокоится, сам почувствует боль. А я не хотела, чтобы ему было больно из‑за меня.
Но человеку здесь не спрятаться. Значит, я не буду человеком. Я посмотрела на полки у дальней стены гаража. Койот может там укрыться.
Я переменилась, на трех лапах вскарабкалась на полку и спряталась за несколькими большими ящиками. Здесь было темно.
Из офиса послышался треск: Адам доказал, что висячий замок – не защита от разгневанного вервольфа. Я плотнее прижалась к полке:
– Мерси.
Он не кричал. Ему это не нужно.
Голос долетел до меня и окатил волной гнева. Не похоже на голос Адама, но это он. Я чуть отстранилась от ящиков, чтобы они перестали трястись.
Того, что показалось в дверях гаража, я никогда раньше не видела. Похоже на одну из промежуточных форм при смене облика. Но эта была завершена, как будто сама промежуточная форма стала законченной и полезной. От груди до хвоста он был покрыт черной шерстью, очень функциональными выглядели руки – и пасть, полная зубов. Он стоял прямо, но не как человек. Его ноги были чем‑то средним между ногами человека и лапами волка.
Адам.
У меня было всего мгновение на то, чтобы рассмотреть его, потому что в следующий миг Адам увидел тело Тима. С ревом, от которого у меня заболели уши, он набросился на него и стал рвать своими страшными когтями. Это было ужасно… и часть меня тоже хотела рвать это тело в клочья.
Больно будет лишь миг, потом все будет кончено. Я тяжело дышала от боли и страха, но не двигалась с места, потому что Тим велел мне отыскать реку. А еще я не хотела причинить боль Адаму.
Из офиса осторожно входили вервольфы. Бен и Хани – оба в человеческом обличье; я на секунду удивилась, как это им удается, когда Адам в такой ярости. Может, их защитило что‑то в этом переходном облике… но затем появился Даррил. Лицо у него было перекошено, на лбу блестел пот, от пота потемнел его вязаный свитер. Именно контроль Даррила позволил остальным не увлечься гневом Адама.
Все остановились у входа, подальше от Адама, и стали оглядываться.
– Вы ее видите? – негромко спросил Даррил.
– Нет, – ответил Бен. – Я не уверен, что она здесь… чуете…
Он замолчал, потому что Адам уронил руку – не свою – и посмотрел на Бена.
– Очевидно, – напряженным голосом сказал Даррил, – мы все чуем ее ужас.
Он опустился на одно колено, как мужчина, делающий предложение возлюбленной.
Бен опустился на оба колена и склонил голову. Хани тоже. Все их внимание было устремлено на Адама.
– Где она?
Его голос звучал гортанно и со странным акцентом: слова исходили из пасти, предназначенной не для речи, а для воя.
– Мы поищем ее, сэр, – очень тихо сказал Даррил.
– Она здесь, – торопливо добавил Бен. – Прячется от нас.
Адам раскрыл огромную пасть и зарычал – скорее как медведь, чем как волк. Он опустился на четвереньки, и я ждала, что он завершит перемену, полностью станет волком. |