– Не понимаю, как ей удалось его убить: ведь на нем было это. Плащ не должен был дать ей дотронуться до него.
– Плащ защищал его только от врагов, – сказала я ей. – А я в их число не входила, он сам так сказал.
Снаружи завыла полицейская сирена.
– Ну хорошо, – сказала Нимейн. – Оставьте себе браслеты, чтобы объяснить, как человек мог убить О'Доннелла. И кубок. Адам Хауптман, Альфа стаи бассейна Колумбии, клянитесь своей честью сохранить эти вещи и вернуть их дядюшке Майку, когда они больше не будут нужны.
– Сэмюэль, – сказал Уоррен. Я поняла, что начала беспомощно дрожать.
– Ей надо уснуть, – сказала Нимейн.
Адам склонился ко мне и посмотрел мне в глаза.
– Спи, Мерседес.
Я слишком устала, чтобы сопротивляться этому внушению, даже если бы хотела.
Глава двенадцатая
Я проснулась, ощущая в ноздрях запах Адама. В животе урчало. У меня не было времени удивляться обстановке. Я выскочила из кровати и успела добежать до туалета, чтобы меня вырвало в унитаз.
Вкус волшебных напитков с течением времени становится ужасным.
Заботливые руки убрали мои волосы с лица – хотя было уже поздно – и обтерли лицо влажной губкой. Кто‑то надел на меня белье и футболку Адама.
– На этот раз ты хоть добралась до сортира, – прозаически заметил Бен. И, чтобы я совершенно уверилась, что это он, а не какой‑то его более ласковый клон, добавил: – И хорошо. У нас почти кончились чистые простыни.
– Рада стараться, – сумела я сказать перед тем, как меня снова вывернуло – так сильно, что рвота шла не только изо рта, но и из носа. Когда все кончилось, я бы заплакала на полу, если бы мысль о том, что все это видит Бен, не была такой отталкивающей.
Он подождал, убедился, что можно вывести меня из ванной, и поднял меня – делая вид, что для этого нужны большие усилия. Он ведь вервольф и легко может поднять фортепиано. Моего веса недостаточно, чтобы он вспотел.
С удивительной ловкостью он снова уложил меня и укрыл.
– Эта иная сказала нам, что ты будешь много спать. Но рвота ее очень удивила. Говорит, это связано с твоей сопротивляемостью магии и с тем, что ты очень много выпила. Тебе лучше всего спать. – Он помолчал. – Если не хочешь есть.
Я повернула голову на подушке, чтобы он увидел мое лицо.
Он усмехнулся.
– Это хорошо: надоело убирать.
Когда я проснулась в следующий раз, было еще совсем темно, так что много времени пройти не могло. Я лежала неподвижно, сколько удавалось. Зная, что Бен в комнате, я не хотела привлекать его внимание. Не хотела, чтобы он смотрел на меня.
Тошнота больше не отвлекала меня, и в голове мелькали события прошлого вечера, те, что я могла ясно вспомнить, как в фильмах Эда Вуда:[53] настолько ужасные, что невозможно не смотреть. Хуже того, я чувствовала на себе запахи. Запахи волшебного напитка, крови… и Тима. Но хуже всего было сознание того, что я сделала… и чего не сделала.
Наконец я выбралась из кровати и на четвереньках доползла до двери ванной. Я не поднимала головы, и Бен должен был сообразить: я сознаю, что делаю.
Он подошел к двери раньше меня и открыл ее. Протокол требовал, чтобы я перевернулась и дала ему доступ к своему горлу и животу… но я больше не могла переносить свою уязвимость. Не сейчас. Может, если бы это был Адам…
– Бедняга, – негромко сказал он. – Иди почисться. Я постараюсь задержать остальных.
И он закрыл за мной дверь.
Я встала на дрожащие ноги и пустила горячую воду. Разделась и терла, терла кожу, но не могла избавиться от запасов. |