|
Прежде всего – что оратор высказал пожелание, чтобы я перестал валять дурака. И что язык, которого я не знал, но почему-то понимал, оказался русским, но в непривычной для моего слуха аранжировке. (Что означало, что я вдвойне прав: никто из нас русского языка толком не знает, и чем дальше, тем хуже; однако когда к нам обращаются по-русски, мы понимаем.) И третье – что если у них и есть какая-то информация обо мне, то она далека от полноты; в противном случае им было бы известно, что человек я достаточно мрачный и валять дурака (о, как вульгарно!) начинаю только тогда, когда дела идут – хуже некуда и известный жареный петух уже поставил клюв на боевой взвод. Ну что же – пусть думают, что я чувствую себя легко и весело. Уверенность противника в своих силах всегда несколько сбивает пыл атакующих; а сейчас инициатива была, безусловно, у них, я же играл свободного защитника.
– О'кей, – сказал я. – Могу перестать. Но уж если серьезно, то серьезно. Без финтов ушами. Итак: вследствие каких причин я оторван от горячо любимой семьи и преданных друзей? На обдумывание дается одна минута. – Господин Ульдемир, – сказал он с погребальной серьезностью. – Прежде всего, как вы выразились, преамбула. Нам известно, кто вы. На кого работаете. Кто послал вас в Ассарт. И с какой целью. Вряд ли надо говорить об этом подробнее, потому что все это вы и сами прекрасно знаете. Теперь то, чего вы совершенно не знаете. Мы вовсе не собираемся помешать вам в выполнении поставленной перед вами задачи. Наоборот, хотим предельно облегчить это нелегкое дело. Мы намерены заверить вас, что с нашей помощью вы исполните все быстро и успешно. Без нее вы вообще ничего не исполните. – Откуда такая уверенность? – не удержался я. – Потому что без нашего согласия вы отсюда вообще не выйдете. Никогда и никуда. – Ясно, – кивнул я. – Считаю необходимым добавить: если неприятное постигнет вас именно здесь, то уж на Ферме вы никогда не окажетесь. Пока он грозил, у меня где-то в затылочной части головы стали складываться некоторые соображения. Но показывать это сейчас никак не следовало. Так что я ответил лишь: – Ну, предположим, что так. Что вы хотите мне предложить? – Сотрудничество. – В чем же? – Я уже сказал: в выполнении вашей задачи. Все дело в том, что необходимо видоизменить эту задачу – в некоторых деталях. От этого она не сделается сложнее. Ни в коем случае. – Ближе к телу, – сказал я. Впрочем, они не уловили фонетического расхождения. – Чтобы подойти ближе, – ответил он мне, – сначала отойдем подальше. Чтобы проблемы стали видны нам, так сказать, в общем виде. Я вздохнул. – Что же, если без этого никак нельзя… – Увы, никак нельзя. Но я полагаю, что мы можем продолжить нашу беседу за столом. Вы ведь проголодались, господин капитан? Вот это уже была сама истина, а не временная концепция. Мне оставалось только склонить голову. – Где вы предпочли бы: здесь или на воздухе? – Дождь не идет? – Нет, господин капитан. Здесь никогда не бывает дождя. Я так и думал. – Тогда на природе. – О'кей, – сказал он и вызывающе посмотрел на меня. |
