– Вы слишком неосторожны, коллега, – упрекнул Иосиф, – это цинизм.

– Это же между нами, – усмехнулся советник. – Не бойтесь, они уже не возродятся, они сломлены: не хотят ни свободы, ни благосостояния. И в моей деревне, например, даже не помышляют о борьбе. Я ввел такую философию: что ни случается, все к лучшему. И они утешились.

Разговор шел в сельской чайной, где чай выдавался по талонам. Иосиф подозвал человека, который мыл пол:

– Как называется народ Прогрессинии?

– Не знаю. Не интересуюсь. Слава королю, мы себя уже и за народ не считаем, преодолели предрассудки каменного века. Мы готовы слиться с любым племенем, о котором нам скажут: «Вот ваши братья…»

Сельский советник выслушал ответ с явным удовольствием.

– Спросите его насчет культуры. Это один из самых сознательных пролетариев.

Иосиф повернулся к человеку.

– А была ли прежде у вас культура?

– Прежде никакой культуры не было. Нигде не было. Культура зародилась с началом деятельности советников!

– Н‑да… А вот книги, песни, сказки? Это как?

– Придумано участниками кружков художественной самодеятельности. Но после советников!

– Выдержанный член нашего потребительского кооператива, – похвалил советник. – В моем округе все – выдержанные. Ради выдержанности не пожалеют ни отца, ни матери. Большой порыв. Правда, когда напиваются, колошматят друг друга чем попало – наносят нежелательный ущерб качеству рабочей силы.

– А чего они хотят?

– Сытной еды и справедливости распорядителя работ. Это их мечта… Еще любят страдать. Я не возбраняю: ведь что‑то и любить надо… Они много чего любят. Дождь любят – пьют дождевую воду. Сладкая, говорят. Кино любят. Построишь их в колонну по два и ведешь на фильм «Про невидимок». Или на этот – «Про чертей». Знают оба фильма наизусть.

– А что, у вас других фильмов не крутят?

– Зачем? Аборигенам неизвестно, что существуют другие фильмы…

Такие вот странности встречались повсюду, где побывал Иосиф.

В другой деревне сельский советник похвалился:

– Мы близки к идеалу: люди у нас заняты постоянно или производительным трудом, или написанием соображений о производительном труде. Мы даже публикуем рукописный журнал «Вестник вдохновенного труда».

– Каждый может написать что хочет?

– Нет, конечно. Только что‑нибудь правильное.

– А неправильное?

– Такого автора мы направляем к психиатру, это наш человек. Он накладывает дополнительный налог и повышает его, пока автор упорствует. Таким образом все подготавливаются для демократического восприятия демократического порядка. Каждый абориген должен приучиться к мысли, что без демократии он не способен ни жить, ни дышать, ни помнить…

Иосиф выразил притворный восторг остроумным изобретением.

– Я практикую и другие существенные методы, – оживился советник. – Поощряю в населенцах разноязычие и диалекты. Тогда они чувствуют не одинаково, а различно. И конфликтуют. Очень удобно. Какие‑нибудь азуги идут войной на зуганов, трезоры – на полканов… В первые годы культурной революции, когда мы не владели еще всеми руководящими должностями, мы заставляли оценивать ум в зависимости от должности. Теперь мы управляем талонами. На покупку крупы. На посещение душевой. Чуть что, грозим: «Отнимем!» Ну, они все в дрожи. Каждый хочет, чтобы ему дали талон, а это в наших руках. Отсюда непререкаемый авторитет… Стыда уже ни в ком не осталось, а где нет стыда, не бывает такой опасной ереси, как совесть.