– И как это называется? – хмыкнул Эдик, направляясь в сторону ЦТРА.

– «Прощай, молодость» называется, – с вызовом ответила она, выпустив струю дыма в его сторону.

Он опустил стекло.

– Рассказывай, – потребовал Аракелов, нахмурившись.

– Захотелось с тобой проститься. Если тебя это не устраивает, можешь меня убить, мне все равно. Больше прошу меня не тревожить, я жить хочу.

– Где, в Шахтерске?

– Не пугай.

– Что же ты там делать станешь, Светик‑Семицветик? Райкома‑то, чай, уже нет? Да и возраст у тебя, прямо скажем, не комсомольский.

– Свободы хочу! Через пять лет я уже никому…

– Да ты и сейчас никому не нужна, можешь на сей счет не обольщаться, – оборвал он ее и включил сигнал поворота. – У тебя за душой – ноль.

Обжигая пальцы, она погасила полсигареты в пепельнице.

– Ах… вот, значит, как?!.

– Да, милая, да. И ты это сама прекрасно знаешь. Что, бросил тебя твой Пименов?

Она молчала. Слезный ком вдруг подступил к горлу, мешал говорить.

– Твой, – только и смогла выговорить.

– А ты на что надеялась, дурочка? – засмеялся вдруг Эдик. – Если у тебя и есть кто‑то постоянный в этой жизни, так это я. Цени, а то разозлюсь ведь.

Они подъехали к гостинице «Северная», где за ФСБ был зарезервирован «люкс» для встреч с агентами. Эдик поставил машину на стоянку.

– Давай‑ка пропустим по стопочке в ресторане да пойдем баиньки, да? – он погладил ее по голове, точно маленького ребенка.

Она отшатнулась, хотя прекрасно понимала, что и на этот раз будет так, как он скажет. Но этот раз будет последним. Теперь у нее есть пусть небольшой, но все же свой счет в Швейцарском банке, о котором Аракелов не знает, и она может уехать в любую страну – не все ли равно, где выходить на панель? Едва ли он станет доставать ее и дальше, для него она – эпизод, одна из многих, нужных до тех пор, пока сами изъявляют желание сотрудничать.

Она молча вышла из машины, побрела к ресторану. Швейцар встал было на ее пути, но, увидев Аракелова, отскочил и раскланялся.

Ресторан был полон. Кавказцы, бизнесмены со шлюхами и шпаной в качестве телохранителей задымили зал, вели себя вызывающе шумно; от сплошь уставленных импортным дерьмом столов рябило в глазах. Подошел метрдотель.

– Столик? – справился он подобострастно.

– Коньяк в номер, – приказал Эдик и, подхватив Светлану под руку, повел прочь.

В номере она сняла шубу, рухнула на широкую кровать. Аракелов сел в изголовье, закурил, ожидая, что она сама расскажет о том, что вывело ее сегодня из равновесия.

– Хочешь уехать? – вдруг спросил он.

– Куда, Боже мой?! – проговорила она в подушку. – Туда, где тебя нет?

Аракелов подумал, что в таком состоянии она становится не только ненужной, но и опасной.

– Успокойся, я сказал! – повысил он голос.

Постучал официант. Принес «Камю» и корзину с фруктами, повинуясь жесту, оставил все на столе и удалился. Светлана встала, шатаясь, поплелась в ванную. Эдик откупорил бутылку, достал бокалы из буфета, выпил и устало откинулся в кресле, закрыв глаза и прислушиваясь к шуму льющейся воды.

– Так что там у вас стряслось? – спросил он, стараясь казаться равнодушным.

Светлана села на кровать, взяла свой бокал.

– Кто‑то следил за дачей, – сказала она в никуда, отхлебнув коньяк.

– Кто?

– Оставил им труп и исчез.