Изменить размер шрифта - +
Барракуда считал себя мастером и требовал оценки своего мастерства. Прозябать в услужении, подобно Чалому, он не собирался. Удовлетворение же его амбиций могло быть выражено лишь в признании равенства, и только сейчас, иначе в случае провала Язон испарится, проведет остаток бренной жизни за бугром и едва ли когда‑нибудь вспомнит того, кому не раз был обязан своим спасением. А он… Что будет с ним, Барракудой? На что списать все эти годы преданного служения, какими бы суммами ни исчислялись подачки?

Барракуда молчал, предоставляя самому Язону оценить это молчание. И шеф его понял.

– Чего ты хочешь? – спросил он напрямую заметно упавшим голосом.

Барракуда на него не смотрел. Молча допил пиво, поставил бутылку на полированную крышку письменного стола.

– Гарантий, – сказал он твердо.

– И в чем они?

– Вам решать.

– Я подумаю, – выдержав долгую паузу, подвел черту Язон.

И тут прозвучало то, что в другое время могло стоить Барракуде места, причем не в АО у Язона, а под солнцем.

– Я тоже, – он посмотрел в застывшие зрачки хозяина.

Игра в гляделки кончилась его победой.

– Ну, хорошо, – согласился Язон, отводя взгляд. – На этой неделе уедем во Франкфурт. Если хочешь, можешь оставаться там, работой я тебя обеспечу. Там же положу пять процентов от стоимости переправленного груза.

Барракуда улыбнулся.

– Пятьдесят, Валентин Иванович, – сказал он тихо и вкрадчиво.

– ???

– Пятьдесят. И не груза. А той части акций, которыми владеете вы.

Такое Язону не могло привидеться и во сне. Вслед за подобным соглашением должен был последовать брудершафт. Они становились партнерами.

– А срок ты со мной разделить не хочешь? – горько усмехнулся он, предчувствуя поражение.

– Вам срок не грозит, Валентин Иванович. Вы это прекрасно знаете. Так вот, я хочу, чтобы он не угрожал и мне.

– Ты что‑то знаешь?

– Догадываюсь. Но для начала стоит поговорить с леди.

Язон встал, снял халат. От его желания уже ничего не зависело. Нужно было выбираться из проруби, пока течением не затянуло под лед. А для этого все средства, хороши.

Так или иначе, разговора с той, которая была для него так дорога еще вчера, а сегодня безнадежно потеряна, не избежать. Тяжело ступая вслед за Барракудой по скрипучим тяжелым ступеням, Язон вдруг подумал, что с сегодняшнего дня в жизни его начался период, название которому – старость.

 

«Леди» сидела на табуретке возле подоконника, пристегнутая наручником к батарее. Тушь, размазанная по красному, разгоряченному лицу, удлиняла разрез ее глаз, ноздри зло раздувались, от чего в профиль она была похожа на лису, окруженную злыми волками. На пришедших не взглянула, лишь слегка наклонила голову и развернулась на полкорпуса к окну.

– Сними браслет, – тихо сказал Барракуда Шарову.

Освобожденная рука повисла плетью. Шаров повернулся к Барракуде, прижимая к подбородку окровавленный платок. Тот улыбнулся, кивнул напарнику на дверь.

Остались втроем. Язон прошел за длинный дощатый стол с накрахмаленной скатертью.

– Извини, что не дал выспаться, – сказал он, выдержав паузу. – Уж больно не терпится послушать о твоих ночных приключениях.

Она не отвечала и по‑прежнему не поворачивала головы в его сторону.

– Светик, у нас очень мало времени, – извиняющимся тоном заговорил Язон и щелкнул крышкой карманных часов. – Если тебе трудно говорить, Барракуда поможет.

– Скоты! – наконец сквозь зубы сказала она, дрожа от негодования. – Какие же вы все скоты!

– Ну, вот это совсем другое дело! – обрадовался Язон.

Быстрый переход