Светлейший, вышедший к посетителям в китайском халате, сначала
закусывал: кушал маслинки, начиненные соловьиными язычками, и щипал
шемаханский виноград. Потом ковырял в зубах. Покончив с зубами, взялся за
нос, нисколько не смущаясь многолюдства. С утра кожа Платона Александровича
золотом уже не искрилась, но впрочем цвет лица у его светлости был свеж, а
щеки румяны. Большую часть просителей он слушал скучливо или, может, не
слушал вовсе - мысли любимца Фортуны витали где-то далеко. Иной раз по
понуждению куафера он вовсе поворачивался к низко кланяющемуся человеку
затылком. О чем просили, Мите слышно не было, да и всяк старался изложить
дело потише, склоняясь чуть не к самому уху князя.
Одним он не отвечал вовсе, и тогда нужно было пятиться прочь, а
непонятливых господин Метастазио брал двумя пальцами за локоть или за фалду
и тянул назад: подите, мол, подите. Митя приметил, что несколько раз
итальянец что-то нашептывал патрону про очередного искателя, и таких. Зуров
слушал. внимательнее, ронял два-три слова, которые секретарь немедленно
записывал в маленькую книжечку.
Папенька предпринял тактический маневр. Взял Митю за рукав и тихонечко,
тихонечко переместился влево. Расчет был такой: когда светлейшему кончат
завивать правую сторону головы, он повернется другим профилем - и как раз
узрит отца и сына Карповых.
Так и вышло. Увидев же Митридата и его родителя, светлейший вдруг
оживился, взор из скучающего сделался осмысленным.
- А, вот вы где! - вскричал князь, дернул головой и вскрикнул - забыл
про раскаленные щипцы.
- Руки велю оторвать, образина! - рявкнул он на куафера по-французски.
- Отойди прочь. А вы, двое, сюда!
Папенька ринулся первым. Подлетел к его светлости соколом, поклонился и
замер, как лист перед травой. Митя припустил следом, встал рядом. Ну-ка, что
будет?
- Как вас... Пескарев? - спросил Зуров, вглядываясь в красивое лицо
Алексея Воиновича, и отчего-то поморщился.
- Никак нет. Карпов, отставной секунд-ротмистр, вашей светлости по
Конной гвардии однополчанин.
- Карпов? Ну, не важно. Вот что, Карпов, вашего сына я беру к себе в
пажи. У меня будет жить.
- О! Какая честь! - возликовал папенька. - Я не смел и мечтать! Мы
немедленно переедем на квартиру, которую вашей светлости будет благоугодно
нам назначить.
- Что? - удивился Зуров. - Нет, вам, Карпов, никуда переезжать не
нужно. Вы вот что. - Он снова поморщился. - Вы отправляйтесь... ну, в общем,
туда, откуда приехали. Без промедления, нынче же. Еремей!
- Да, светлейший? - привстал на цыпочки Метастазио.
- Ты ему дай тысячу или там две за утруждение, пускай его посадят в
санки и скатертью дорога. Да гляди у меня, Карпов, - строго молвил Платон
Александрович, переходя с помертвевшим папенькой на "ты". |