– Видал? – гордо сказал Хилькевич, словно устойчивость йога была его личным достижением. – А ему хоть бы хны, понял? – Он вытер пот с багрового мясистого лица и спросил Илью Константиновича: – Ну что, по пивку за знакомство?

– Рад бы, – сказал тот. – Только, понимаешь, мне еще договор на поставки подписать надо. Может, вечерком увидимся?

– Быкуешь, Илюша, – упрекнул его обладатель золотой цепи. – Какие могут быть дела за бугром? Ладно, подваливай к семи в отель «Белый слон», там в кабаке таких омаров подают, пальчики оближешь! Ну, салют, братила! – И Хилькевич, сняв очки, медленно поплыл по многолюдной площади, рассекая людской поток, как атомный ледокол в Арктике рассекает льдины. На индусов он смотрел с высокомерным небрежением.

Такой взгляд Илья Константинович видел только у верблюда в Московском зоопарке: размышляющий такой был взгляд плевать или погодить?

Илья Константинович выпил стакан ледяной кока‑колы, с тоской посмотрел на часы. Минутная стрелка двигалась еле‑еле, а часовая вообще стояла на месте. Он прошел к стоянке желтых такси, взял свободное и машинально сказал водителю по‑русски:

– Отвези меня к реке!

– Земляк? – Водитель обернулся, и в его смуглом загорелом лице проглянуло что‑то рязанское. – А я уж думал, что ты из Европы.

– А почему не из Америки? – удивился Русской.

– Наглости в тебе ихней нет, – словоохотливо объяснил водитель, выезжая с площади. – Не тянешь ты на штатовца. Те ходят, словно все здесь закупили, а ты идешь с достоинством, но бережливо.

– Ты‑то как здесь оказался? – поинтересовался Илья Константинович, уже не удивляясь, что из двух заговоривших с ним в Индии оба оказались русскими.

– А я в Афгане в плен попал, – словоохотливо объяснил водитель. – Тогда меня Юрой Соколовым звали. Потом нас в Пакистан отправили, в лагеря, где моджахедов готовили. Там мусульманство принял, стал Ахмедом Абу Салимом. Грамоте ихней выучился, Коран читать стал. А как окрестили меня по‑ихнему, я сюда перебрался. Машину я еще в Союзе водить начал, а здесь через Общество афганских мусульман корочки водительские получил, потом женился… – Он махнул рукой. – Сначала все домой тянуло. А тут у вас перестройка началась, газеты страшно открывать стало. Ну, я и остался здесь. А вы тут как – по делам или на отдых?

– Все вместе, – сказал Илья Константинович.

– Ну, как там сейчас, в Союзе?

– Спекся Союз, – нехотя ответил Илья Константинович. – Одна Россия осталась.

– Да знаю я, – печально сказал Ахмед Абу Салим, бывший когда‑то двадцатилетним русским пареньком Юрой Соколовым. – Это я по привычке, уж больно жалко – какую страну проорали! – Он покачал головой и поинтересовался: – Вас куда: в ресторанчик речной или к Маугли?

– А что за Маугли? – заинтересовался Илья Константинович.

– Самый настоящий, – заверил водитель. – Только он теперь старенький, на пенсии уже. Но живет в джунглях.

– А пенсию ему государство платит?

– Почему государство? – удивился водитель. – Джунгли и платят. Натурой, конечно. Волки мясо приносят, обезьяны его фруктами балуют, слоны не забывают… В общем, не голодает старик. У него интересно. Телохранителями у него потомки тех самых Багиры и Балу, в советниках – удав. Туристов приезжает масса. Ты не поверишь, удав с корзинкой в пасти их обползает, а туристы ему отстегивают. А что ты хотел – национальный герой джунглей! Ну что, к Маугли?

– Нет, Юра, давай в ресторанчик, – с некоторым сожалением отказался Илья Константинович и очень кстати вспомнил предложение мурманского быка.