После долгих и мучительных странствий в горах с китайским проводником Го Мо Секом приятно было путешествовать в комфортабельном купе поезда, следующего из Дакки в Калькутту, откуда через Натур и Бомбей Илья Константинович рассчитывал добраться до Карачи. В свое время он занимался поставкой обогащенного урана пакистанским ученым и не без оснований надеялся, что в Карачи ему могут помочь определенные спецслужбы. Нет, вы не подумайте, шпионом Илья Константинович никогда не был. Он занимался честным бизнесом. В конце концов, каждый зарабатывает как может. Иной раз простые люди кричали, что Русской и ему подобные – преступники, что они ограбили весь народ, присвоив себе чужие деньги. «У тебя лично они были? – интересовался Илья Константинович у говоруна и, получив отрицательный ответ, замечал: – Ну вот, чего ж ты тогда орешь? Нет у меня твоих денег, мне свои девать некуда!» Если на продаже урана можно было что‑то заработать, должен же кто‑то был продавать этот уран? Но не пошлешь ведь заниматься этим ответственным делом тракториста Васю из колхоза «Красные Гнилушки», вот и приходилось таким, как Илья Константинович, взваливать на себя тяжелый и опасный труд, который к тому же не поощрялся почему‑то ни одним государством мира.

Илья Константинович посмотрел в окно. Джунгли подступали к железнодорожному полотну так близко, а поезд шел так медленно, что видно было, чем занимаются обезьяны на деревьях. А у обезьян или был брачный период, или они начитались Камасутры, но вели себя несдержанно и предосудительно. Даже попугаи негодующе кричали на ветвях деревьев и закрывали глаза, чтобы не видеть сексуальной обезьяньей вакханалии.

В купе вошел буддийский монах и сел прямо на пол, неестественно скрестив босые ноги. Он был неподвижен, и Илья Константинович догадался, что монах сидит в знаменитой позе лотоса и пытается достичь легендарной нирваны. С уважением он принялся разглядывать монаха, и тут оказалось, что лотос лотосом, но поза та отнюдь не способствует удобному передвижению: поезд резко притормозил, и монах с воплем врезался головой в свободное сиденье. Некоторое время он потирал голову и что‑то яростно бормотал на своем индийском наречии, и Илья Константинович встревожился, уж не насылает ли монах проклятия на неосторожных машинистов, но потом с облегчением догадался, что никаких проклятий ни на кого монах не насылает, а просто матерится на санскрите.

Поезд снова тронулся, и монах принялся собирать свои конечности в кучу, упрямо направляя сознание на достижение загадочной нирваны.

Илья Константинович отвернулся и начал смотреть в окно, Напротив окна медленно проплывало толстенное дерево, на ветви которого уютно устроился пятнистый мрачный удав метров двенадцати длиной. Удав посмотрел неподвижными желтыми глазами, высунул длинный раздвоенный язык, и Илье Константиновичу показалось, что удав тяжело вздохнул. К счастью, поезд уже набирал скорость, и Илья Константинович даже особенно испугаться не успел.

Для восстановления душевного равновесия он выпил рюмку купленного в привокзальном баре коньяка, еще немного поглазел на оттягивающегося монаха и прилег, задумчиво глядя в потолок. От преследователей он оторвался. Путешествие по горам и долинам было не только опасным и трудным, оно отняло столько сил, что даже вспоминать о всех его деталях не хотелось.