Дреней заметно встревожился.

– Как тебе удалось узнать?

– О чем ты?

– Возникшие обстоятельства призывают меня в дорогу. Я решил выбрать в представители дренеев другого жреца и утром, распрощавшись с хозяевами, отбыть.

Его откровение упрочило решение Андуина окончательно.

– Я ничего этого не знал. Знал только, что лучше всего обучусь Свету, отправившись с тобой.

– Но твой отец…

– Ему я обо всем сообщил.

Пророк сдвинул брови.

– Возможно, тебе следует изменить решение. Путь Света не из простых, а ты еще очень юн. Да, одарен – это я могу сказать со всей откровенностью. Возвращайся ко мне года этак через три, и…

– Если ты попытаешься оставить меня здесь, я последую за тобой сам. Я знаю: мое решение верно. Я это чувствую.

– Так юн… но уже такой взрослый, – со вздохом заметил дреней, и тут увидел, что мальчик потирает руку. – Больно? Позволь-ка, я тебе помогу.

Пророк приложил к больному месту раскрытую ладонь. Рука дренея окуталась Светом. Дивный мерцающий шар был невелик – не больше яблока, но излучал непередаваемое величие. Стоило чудесному сиянию коснуться пострадавшей руки Андуина – и боль разом пошла на убыль, в мгновение ока сделавшись всего лишь воспоминанием.

Как только это произошло, сердце Андуина затрепетало от чувств, исполнившись любви и всепрощения.

В то же самое время перед его мысленным взором возник образ, порожденный, скорее, не памятью, но воображением. Мать Андуин знал только по портретам, а посему и нынешнее видение было одним из тех, что понемногу складывались в сознании всю его недолгую жизнь. В этом видении она была просто прекрасна, и красота ее вселяла в сердце покой…

– Ты очень любишь ее. Свою мать, – негромко сказал Велен.

Объяснить, откуда ему известно, о чем думает Андуин, дреней не удосужился. Впрочем, неудивительно: в конце концов, он – Пророк…

– Она погибла, когда я был совсем маленьким, но все, что я видел и слышал от отца и остальных, внушает такое чувство, будто я знаю ее… и люблю.

Дреней кивнул.

– И отца очень любишь тоже.

Андуин сглотнул, разом вспомнив и боль, и постоянное раздражение на короля… но в то же время вспомнил и обо всем, что Вариан всей душой стремился для него сделать.

– Конечно. Как бы мы с ним ни спорили…

Велен опустил руку. Свет, источаемый его ладонью и рукой принца, разом угас. Вместе с ним угасли и охватившие Андуина чувства, однако без следа они вовсе не исчезли.

– Вот одна из главных причин, отчего Свет проникает в тебя столь глубоко, – с легкой улыбкой ответил Пророк. – Что ж, Андуин, хорошо. С рассветом отправимся в путь.

16

Несгибаемость вестницы

Малфурион со всех ног спешил назад, в храм. Горечь поражения в попытке переубедить Вариана усугублялась твердой уверенностью: Часовая, что заговорила с Тирандой во время совета, а затем увела верховную жрицу прочь, несомненно, принесла вести о некоей новой беде. Верховный друид подозревал, что дело может касаться Высокорожденных, но в эту минуту уже приготовился к чему угодно.

К удивлению Малфуриона, в храме его встретила не одна из жриц, а собственный же собрат по призванию. Стоило Малфуриону приблизиться, с нетерпением ждавший верховного жреца друид приветствовал его низким поклоном.

– Парсис!

Парсис был друидом умелым, искусно принимал облик буревестника и, набравшись еще малость опыта, вполне мог достичь высокого положения верховного друида. Естественно, сам Малфурион о подобных взглядах на будущее младшего друида прямо никогда не упоминал.