Давешняя тревога по поводу исчезновения покойного Ивана Ивановича и огорчение от поломанных роз уже прошли, и он был весел и гостеприимен.
Вина лились рекой, и все гости жаждали принять участие в объявленной на завтра облаве на зверя. Пока же строились неосуществимые, на мой взгляд, планы. Зато дамы с обожанием смотрели на былинных героев. Только моя Аля была необычно печальна, хотя я так и не снял свою ермолку, спрятанную под париком, и о чем я думаю, не знала.
- Как бы я хотел участвовать в завтрашней облаве! - громко, заглушая общий гул голосов, сказал Трегубов. - Ах, если бы не моя нога!
- А ты, Василий Иванович, прикажи соорудить себе портшез, - ехидно предложил я. - Вот и поучаствуешь.
- Это как так? - заинтересовался Трегубов, понявший буквальный перевод французского слова, как «носить» и «стул», но не въехавший в его значение.
- Пусть тебя носят на кресле носильщики.
- Ах, что бы я без тебя делал, Алексей Григорьевич! - умилился подвыпивший барин. - Как ты хорошо придумал! Кузьма Григорьевич, голубчик, распорядись, пусть плотники к креслу приделают две оглобли. Вот уж покажем мы теперь Ивану Ивановичу!
После принятия такого судьбоносного решения Трегубов откинулся в кресле и победоносно оглядел гостей. Что я могу сказать дальше? Общий восторг такой смелости и решительности был ему наградой!
Началась новая череда тостов, в которой я не принял участия. Предстоящая экспедиция удерживала меня от участия в общем загуле. Сидеть трезвым в подвыпившей компании было скучно, и, когда веселые гости перестали обращать друг на друга внимание, я сделал знак жене и незаметно ушел к себе.
- Ты что-то задумал? - спросила Алевтина, вслед за мной влетая в наши апартаменты.
- С чего ты решила? - с максимально возможной фальшивой искренностью, удивленно спросил я. - Ничего я не задумал, у меня все в порядке.
- Зачем тогда ты спрятался от меня под экраном?!
- Каким таким экраном? - уже натурально удивился я тому, что она знает это слово, ловко разоблачила меня и до сих пор не показывала вида, что в курсе моей хитрости.
- Алеша, не нужно меня пугать, - попросила Аля, с тревогой заглядывая в глаза. - Ты собираешься завтра идти на охоту?
- Да, - ответил я, снимая с головы ненужные более защитные доспехи. - Другого выхода нет.
- Может быть, нам будет лучше просто отсюда уехать?
- Я думал об этом, - сознался я, - только представляешь, что здесь тогда будет твориться. Твой Трегубов может только хвастаться, а народ по настоящему запуган.
- Почему он «мой», - рассердилась Аля. - Ты что, меня ревнуешь?
Матерь божья! Когда это моя девочка успела нахвататься таких слов и понятий!
- Честно говоря, есть немного, - сознался я. - Вы так опекаете этого смазливого тунеядца…
- Глупости, ты просто становишься мнительным.
- Каким я становлюсь? Аля, откуда ты знаешь эти слова?
Она лукаво посмотрела на меня своими необыкновенными глазами и по-деревенски прыснула в кулачок:
- Глупенький, неужели не понимаешь? От тебя же и знаю! Это ты все время думаешь, что становишься мнительным.
- И ты понимаешь, что значит это слово?
- Это когда боишься чего-то неблагоприятного для себя, - тщательно выговаривая слова, сказала она и засмеялась. |