-  Алька, прекрати меня подслушивать! - деланно рассердился я.

    -  А ты ревновать! - парировала она и попыталась увернуться от моих загребущих рук. Правда, сделала это так неловко, что спустя несколько секунд уже билась в объятиях.

    -  Глупенький, - прошептала она, когда смогла освободить губы для дыхания, - неужели ты думаешь, что мне нужен кто-нибудь, кроме тебя!

    На этом окончилась наша, так и не начавшаяся, ссора. Потом была такая вспышка страсти, что отползли мы друг от друга в разные углы огромной кровати уже тогда, когда посерели от близкого рассвета окна. Мы так устали, что не успели пожелать друг другу спокойной ночи - заснули на полуслове.

    Потом Аля начала рассказывать что-то интересное. Я же никак не мог понять, что она говорит, она рассердилась и сипло сказала мне в ухо голосом Ивана:

    -  Ваше благородие, Алексей Григорьевич, вставай! Царство божье проспишь! - после чего решительно тряхнула меня за плечо.

    Я с трудом разлепил глаза и спросил:

    -  Что, уже пора?

    -  Кони оседланы, ждут у крыльца, - доложил солдат.

    -  Тише, не разбуди жену, - попросил я, с сожалением покидая мягкое пуховое блаженство.

    Глава пятнадцатая

    То, что творилось на большом дворе Завидовской усадьбы, прочитать можно в поэме А. С. Пушкина «Граф Нулин» - лучше и точнее не сказать:

    Пора, пора! Рога трубят;

    Псари в охотничьих уборах

    Чуть свет уж на конях сидят,

    Борзые прыгают на сворах.

    Выходит барин на крыльцо,

    Все, подбочась, обозревает;

    Его довольное лицо

    Приятной важностью сияет.

    Чекмень затянутый на нем,

    Турецкий нож за кушаком,

    За пазухой во фляжке ром,

    И рог на бронзовой цепочке.

    Только барин не вышел, как у Александра Сергеевича, на крыльцо, а, довольный, сидел в своем кресле, к которому местные умельцы привязали два длинных шеста, покоящихся сейчас на дюжих плечах четырех мужиков.

    Он был одет по-походному и держал в руках внушительного вида ружье. Остальные участники вчерашней компании, еще не протрезвев после вечерней попойки, в разных позах сидели на верховых лошадях, на мой взгляд, не очень радуясь предстоящей потехе.

    У ворот в имение сгрудилась толпа крестьян, оторванных с полевых работ ради такого значительного события, как облава на волка.

    Мы с Иваном отошли в сторонку, где высокий белокурый мужик держал под уздцы трех верховых лошадей.

    -  Твоя вон та, низенькая, - указал солдат на пегую кобылку с симпатичной мордой, благосклонно принимавшей ухаживания каурого жеребца.

    -  Кузнец пришел? - спросил я и, как положено в таких случаях и что не раз наблюдал со стороны, осмотрел упряжь.

    -  В порядке? - ехидно спросил Иван, понимая, что в упряжи я разбираюсь так же плохо, как в верховой езде.

    -  Не признал, барин? - не дав мне достойно ответить Ивану, рассмеялся блондин, обнажая крупные ровные зубы. - Я и есть кузнец.

    -  Прости, Тимофей, я тебя в таком виде не признал. Ты сегодня совсем другого цвета!

    -  Как же, перед походом баню протопил. Мы люди с понятием! Может, на смерть идем!

    -  Ладно тебе каркать.