с  астронавтами,  а  они очень здоровые люди.  Не  так уж и  велики эти группы.

Человек по тридцать, не больше. Четыре экспериментальных экипажа.

     - Я еще умею считать, - сухо сказал Рихман.

     - А!  -  произнес Ковальчик,  -  Я  понял!  Вы  из тех,  кто считает,  что

космические полеты не нужны, верно? Пустая трата человеческого материала...

     - Да...  материала,  - Рихман вложил в это слово всю возможную иронию, но,

похоже,  без  толку  -  Ковальчик не  понимал иронии.  -  К  чему  вообще такая

судорожная активность?  Еще немного,  и многие вопросы решатся сами собой.  Ваш

проект  никому  не  понадобится,  потому  что  человек изменится...  он  станет

совершенным...

     - Не пойму я вас,  - произнес Ковальчик, пожав плечами, - с одной стороны,

насильственное вмешательство в  психику вам  претит.  Уж  больно,  мол,  тонкие

материи.  С другой -  вы,  видно,  из тех, кто тогда голосовал за имморталии. А

ведь это - покушение на саму природу человека.

     - Это всего лишь общие слова, - заметил Рихман.

     - Нет.  Не  общие слова...  Вы  не  хуже меня знаете,  что  оба  проекта -

долгосрочные.  И  обоим  правительство  уделяет  примерно  равное  внимание.  И

средства выделяет равные. Если вы откажетесь этим заниматься, мы найдем другого

- посговорчивей.  Быть может,  не такого специалиста именно в этой области,  но

несговорчивей.  Корабли все  равно  полетят,  Рихман...  Рано  или  поздно,  но

полетят. Так всегда было.

     Он помолчал, потом открыл ящик стола. На столе, рядом с видео прямой связи

с   президентом,    поблескивая   хромированным   покрытием,    стояла   модель

«Энтерпрайза».   Ковальчик  извлек  из   ящика   старомодный  кожаный  бювар  с

монограммой.

     - Вот,  - сказал он, - возьмите. Там, внутри, компакт. Мой личный дневник.

Его никто не прослушивал, кроме комиссии. Я сам его не прослушивал. Не могу.

     Он вновь помолчал.

     - Никто из них,  из тех,  кто вернулся, со мной не разговаривает. Никто из

них ни разу даже не поглядел мне в  глаза.  Но если вы попробуете обвинить меня

перед ними, я не ручаюсь за вашу шкуру, Рихман. Впрочем, они вам не расскажут о

том,  что было.  Никогда. Хотя в газеты кое-что просочилось. Вы должны помнить.

Это было лет пятнадцать назад. Меня тогда называли «Звездный палач». Красиво...

и глупо. Читайте.

     -Я не...

     - Вы же не нарушаете никаких этических норм,  Рихман. Ни профессиональных,

ни просто человеческих...Никаких... Я сам передал вам его.

     -Не в этом дело...

     - Боитесь?

     - Ну чего мне бояться, Ковальчик...

     - Ну не боитесь,  так брезгуете...  Но ведь от того, что вы откажетесь это

прослушать,  ничего не  изменится.  Он  же  не испарится.  События не повернуть

вспять.  Вы  ведете себя глупо.