Изменить размер шрифта - +
Дальше?

— Он сказал, чтобы я садилась в машину. Я села. Там они показали еще несколько… — Ольга упорно избегала его взгляда. — Почище. И сказали, что у них отщелкана полная кассета. Что они отдадут все маме… — она закрыла лицо левой рукой. — Она же не перенесет, у нее больное сердце, она и без того вбила себе в голову, начитавшись газет, что частный бизнес — это сплошь заказные убийства и тому подобное… А о фирме сейчас столько всякого пишут… Если она увидит…

Данил общался с ее мамой пару раз. В самом деле, женщина была, мягко говоря, старомодная. Из тех, кому штаб-квартирой мафии кажется и паршивый коммерческий ларек. Плюс — членский билет партии Нины Андреевой. Пожалуй, просмотри она снимки, запечатлевшие дочку приятно проводящей время в обществе двух лесбиянок, инфаркт и в самом деле обеспечен с железной непреложностью…

— Но негативы они благородно пообещали вернуть? А что хотели взамен?

— Бронзового Будду. Который стоит у тебя в квартире.

— И все?

— Все.

Данил мысленно себе поаплодировал. Он не ждал удара так скоро и с этого именно направления, но это детали. Главное, теперь он совершенно точно знал: за квартирой Марины следили. И за его квартирой тоже. И видели, как он вчера вечером пронес к себе домой тяжелый сверток, по габаритам и отчасти форме вполне соответствовавший Будде. Признаться, в свертке вместо Будды лежали железяки, упакованные, правда, так, чтобы у стороннего наблюдателя мысль заработала в должном направлении. Она и заработала. Клюнули, падлы… Наезжать на него самого, конечно, не рискнули.

— И конечно, были всякие угрозы? На случай, если ты все же мне пожалуешься?

— Да. Они не знают, похоже, что мы с тобой… разъехались. Сказали: раз у меня есть ключи и я знаю, как отключать сигнализацию, могу преспокойно положить его в сумку и вынести. Послезавтра, в десять утра, я и должна его взять.

— А если бы я остался дома?

— Я так и спросила. Тогда они заржали и сказали: постараются, чтобы тебя не было дома… А в половине одиннадцатого я должна уже быть на Овражной, походить по рынку. Там ко мне подойдут, скажут: «Я от Чебурашки», заберут сумку и отдадут негативы.

«Задумка — не высший класс, но и не столь уж топорно составлена, — мысленно отметил Данил. — Послезавтра суббота, день торговый, вавилонское столпотворение людей и машин, не хватит народу, чтобы оцепить барахолку и внедрить в толпу должное количество топтунов. Прочного невода не получится. Значит, брать придется жестко — и учитывать, что „посланец Чебурашки“ вполне может оказаться непосвященным звенышком. Но почему шантажисты оттягивают до субботы? Медлить в такой ситуации станет лишь совершеннейший олух. Идиотство какое…»

Он поднял голову. По щекам Ольги ползли слезинки, размывая тушь.

— Не хнычь, — сказал Данил жестко. — Раньше надо было думать. Талдычат вам, что никак нельзя давать поводов для шантажа, да все хаханьки… да не реви ты, — добавил он помягче. — Попробуем их взять. По почерку видно, «махновцы». И до рынка ты, вероятнее всего, не доедешь. Рванут у тебя сумку, когда выйдешь из подъезда, вот и все дела. Ничего, подсуетимся…

— Но ведь негативы…

— Да эта шобла в любом случае негативы тебе не отдаст, — сказал Данил. — Станут они упускать такую возможность — взять тебя за нежное горлышко… А за маму ты не беспокойся. Придет к маме очень обходительный мент, весь из себя в значках и в погонах, и объяснит вежливо, что некие негодяи хотели тебя, Жанну д’Арк частного бизнеса, злодейски скомпрометировать.

Быстрый переход