— Но ты ведь все еще помнишь всю эту юриндическую чушь? Гинея,  — сказал Всяко-Граб. Он впился взглядом в судей Королевы. — Эй, вы, брюквы, мы получишь дешевого адвоката и не побоимся пустить его в ход!

Другие судьи повытаскивали из воздуха еще больше документов. Они выглядели взволнованно и немного напугано. Всяко-Граб наблюдал за ними, сверкая глазами.

— Что значишь все это Ric-tus-rumpere, мой ученый друг? — спросил он.

— Rictus-rumpere-oculus-findere , — сказал жаб. — Это было первое, что пришло мне в голову. Это означает, приблизительно, — он кашлянул. — Не хотели бы вы рот пошире и глаза вон?[17]

— Ишь ты, а мы не знашь, что слова у законников такие простые, — сказал Всяко-Граб. — Да мы все мошь стать стряпчими, парни, если знашь заковыристые слова! Геть  их!

Нак Мак Фиглы могли поменять свое настроение в любой момент, особенно от звука боевого клича. Они вскинули в воздух свои мечи.

— Тыща двести злобных мальцев! — кричал один.

— Не боимся больше суда!

— Закон на нашей стороне!

— Закон прикрышь бандюков!

— Нет, — сказала Королева и махнула рукой. Судьи и пиксти исчезли. Осталась только она и Тиффани, стоящие друг против друга на торфе, в лучах восходящего солнца, обдуваемые ветром, свистящим между камней.

— Что ты с ними сделала? — закричала Тиффани.

— О, они где-то… где-нибудь, — леко отмахнулась Королева. — Это все мечты. И сны о мечтах. Ни на что нельзя полагаться, маленькая девочка. Нет ничего настоящего. Ничто не движется. Все проходит. Все, что ты можешь сделать, — научиться мечтать. И сейчас это делать уже слишком поздно. И я… Я училась дольше.

Тиффани не была уверена, какие из ее мыслей работают сейчас. Она устала. Она чувствовала себя так, как будто видела себя сверху и со спины.

Она видела себя, твердо стоящую на торфе, а затем…

…а затем…

…затем, как кто-то, поднимающийся из объятий сна, она почувствовала под собой глубокое, глубокое Время. Она чувствовала дыхание холмов и отдаленный рев древних морей, пойманных в ловушку в миллионах крошечных раковин. Она думала о Бабуле Болит, становящейся опять частью мела под торфом, частью земли под волной. Она чувствовала, что огромные колеса времени и звезд медленно вращаются вокруг нее.

Она открыла глаза, а потом где-то внутри открыла их еще раз. Она слышала, как растет трава, и ползут черви под торфом. Она чувствовала тысячи крошечных жизней вокруг нее, запах всех ароматов в ветре, видела все оттенки ночи…

Колеса звезд и лет, пространства и времени, заключенные в одном месте.

Она точно знала, где она была и кем была и кто она была. Она замахнулась. Королева попыталась остановить ее, но с таким же успехом она могла пытаться остановить колесо лет. Тиффани ударила ее по лицу и сбила с ног.

— Я никогда не плакала по Бабуле Болит, потому что в этом не было никакой надобности, — сказала она. — Она никогда меня не оставляла!

Она наклонилась, и вместе с ней склонились столетия.

— Тайна не должна спать, — прошептала она. — Тайна должна проснуться. Просыпаться труднее. Я проснулась, и я настоящая. Я знаю, откуда пришла, и знаю, куда иду. Ты не сможешь больше меня одурачить. Или тронуть меня. Или то, что мое.

«Я никогда больше не буду такой, — подумала она, когда увидела ужас в глазах Королевы. Я никогда больше не почувствую себя такой же высокой, как небо, такой же старой, как холмы, и такой же сильной, как море.