|
Через некоторое время кошмары пропали и больше не появлялись, оставив Ниту недоумевать, что же с ней тогда было. Но с тех пор она никогда не бывала в цирке. И даже сейчас достаточно было случайного взгляда на одинокий луч прожектора в темном пустом помещении, когда вокруг не было ни единого иного источника света, чтобы снова заставить ее душу затрепетать в ожидании чего-то ужасного, и это ощущение портило ей настроение на несколько часов.
Иногда она пыталась покопаться в себе с целью разобраться, что именно ее так пугает. Но в итоге мысль всегда останавливалась на клоунах. Ните они казались ужасно фальшивыми, не имеющими ничего общего с действительно смешными вещами. У Ниты не было никаких сомнений, что этот грим способен напугать кого угодно. Стилизованные лица клоунов, слишком типичные, слишком… мультяшные, ненастоящие: они вызывали в ней тревогу. Мешковатый пестрый костюм, скрывающий очертания тела, мог прятать под собой стальной каркас вместо плоти и костей. Бесконечно повторяющиеся дешевые шутки, которые, по идее, и являлись смешными в силу своего повторения - они не были способны заставить Ниту даже улыбнуться. Было в клоунах что-то механическое, что-то, напоминающее об автоматах, своего рода юмор роботов, вызывающий у нее только мурашки по коже. Сейчас это повторялось снова, в темноте, прорезаемой светом двух прожекторов, совершался один из обычных клоунских трюков - езда по кругу на до нелепости крохотном велосипеде, где радиус совершаемых кругов все уменьшался и уменьшался. Нита не видела в этом ничего забавного. Скорее, это было жалкое зрелище. По кругу, и по кругу, и по кругу… клоун кружился вокруг в тряском неустойчивом движении. По его лицу пробежала слеза смазанной черной краски. Уголки обведенного красным рта уныло опустились. Лицо под белым гримом было неподвижно, словно принадлежало мраморной статуе, безжизненная гипсовая маска. На нем жили только глаза. Они словно кричали: “Я не могу выбраться! Я не могу выбраться!” В этот раз даже клоун не считал происходящее забавным. Барабаны грохотали снова и снова, как будто объявляя казнь через повешение, а не цирковой номер. Велосипедная цепь скрипела в тишине, царящей в кругу света. В темноте за его пределами бессердечная толпа смеялась и аплодировала, подбадривая. Их аплодисментам аккомпанировало низкое рычание тигров из клеток, скрытых в ожидании своего выхода. Барабанная дробь не прекращалась. Круги клоуна становились все меньше и меньше, завершались быстрее и быстрее. Колеса его велосипеда отчаянно заскрипели. Толпа буквально ревела. - Остановите это! - выкрикнула Нита. - Остановите! Разве вы не видите - это убивает его?! - Так часто, как только возможно, - прорычал тигр. - Но никогда не бывает достаточно часто. Толпа взревела еще громче. - Прекратите! - закричала Нита, но никто не услышал. - Прекратите! - ХВАТИТ! Она сидела в темноте, одна. Ей понадобилось три или четыре неровных вдоха, чтобы осознать, что она находится в своей комнате, в кровати и проснулась от своего же крика.
Нита посидела еще немного, молясь, чтобы никто не услышал и не пришел проверить, в порядке ли она. Это было не так, но Нита все же надеялась, что никто не отреагирует. Ведь никто в доме уже давно не спал спокойно.Она пробыла в таком положении еще некоторое время. К счастью, никто не появился, и Нита начала понемногу расслабляться, понимая, что произошедшее не было ни для кого неожиданностью, даже если сама она раньше об этом не задумывалась. Сны Дайрин, если той удавалось уснуть в эти дни, были тяжелыми, доводящими до изнеможения. С их отцом происходило то же самое, отличие от предыдущего месяца состояло только в том, что тогда он почти не спал вообще. Не нужно было быть волшебником, чтобы понимать, что он просто боялся засыпать, поскольку каждый раз, просыпаясь, был один… Наконец, его тело взбунтовалось и отреагировало на это тем, что, наоборот, стало спать слишком много, чтобы просыпаться как можно реже. |
