Там он и выучился ремеслу волшебника, предположил Престимион. Все бы ничего, если бы он спокойно зарабатывал себе на жизнь, угадывая погоду, но что он делал здесь, в личных покоях принцессы, во время встречи матери с сыном?
– Престимион, это Галбифонд – сказала принцесса Терисса, как только он закрыл за собой дверь. – Я говорила тебе о нем: наш волшебник, и он сделал для нас очень много хорошего в эти дни.
– Я помню его с давних пор. Он, как мне кажется, был тогда сборщиком винограда.
Галбифонд с достоинством поклонился.
– У принца замечательная память. Я действительно собирал у вас виноград.
– А теперь заняли несколько более высокое положение в мире. Что ж, это хорошо, человек должен стремиться к росту. – Престимион посмотрел на мать. – Я вижу, магия захватывает тебя даже глубже, чем я предполагал. Эти огромные книги полны заклинаний, я угадал? Последний понтифекс тоже собирал такие вещи. Они почти сплошь заполняли его спальню.
– Престимион, если ты удосужишься ознакомиться с этими книгами, то, уверена, найдешь в них много поучительного, – ответила принцесса. – Но это мы можем обсудить и в другой раз. Скажи мне: ты твердо решил ехать в Замок?
– Да, матушка, совершенно твердо.
– Разве ты не видишь в этом опасности?
– Опасно также гулять по саду, когда в нем созрели плоды самбоновой пальмы, готовые обрушиться на голову. Но ведь из‑за этого никто не станет заставлять того, кто идет в сад, надевать шлем. Свор выступает против поездки в замок, доказывая, что мы окажемся в западне, – а Свор часто бывает прав в подобных делах – но я все же не стану слушать его. Я решил поехать, матушка. Мне кажется, будет благоразумнее держать себя с Корсибаром как благовоспитанный человек, а не тыкать пальцами ему в лицо. Ты не согласна со мной? А твой волшебник тоже хочет огорчить меня чем‑нибудь новеньким?
– Посмотри сам и истолкуй, если у тебя будет желание, – сказала принцесса Терисса.
Она кивнула магу. Тот извлек откуда‑то простую широкую белую миску и налил в нее бледной с розоватым оттенком водянистой жидкости. Положив руки на край миски, он произнес пять коротких слов на неизвестном Престимиону языке. Затем прозвучало имя Престимиона, но в какой‑то чрезвычайно архаичной грамматической форме, отчего оно показалось незнакомым даже самому принцу. Далее маг всыпал в розовую жидкость горстку какого‑то сероватого порошка, отчего содержимое миски сразу стало совершенно мутным.
– Не соизволит ли ваше превосходительство взглянуть? – спросил Галбифонд. Несмотря на очень почтительное обращение, в голосе мага не было слышно подобострастия.
Престимион опустил взгляд на гладкую непрозрачную поверхность. В первый момент под ней угадывалось какое‑то волнение, а затем жидкость просветлела, и внезапно он увидел, словно на картине в рамке, узкую долину, озеро посреди, а на его берегах множество растерянных вооруженных людей, фигуры мертвых и умирающих, валявшиеся повсюду, словно ненужный хлам. Все было в диком беспорядке; он был не в состоянии разглядеть детали, определить, кто и против кого сражается или где это происходит. Но одно не вызывало сомнений; перед ним развернулось зрелище кошмарного побоища, ужасной резни и губительного хаоса.
Потом изображение поля битвы исчезло, жидкость в миске на мгновение помутнела, а затем в ней открылся холодный на вид, суровый и даже чем‑то отталкивающий серый пейзаж, пустынные грязноватые серо‑желто‑коричневые пески, отдаленные холмы, неприязненно отодвинувшиеся один от другого, словно больные зубы в стариковском рту, вырисовавшиеся на фоне бледного неба. И все было таким; серое на сером. В поле зрения не было ни единой человеческой фигуры, ни единой постройки, лишь это пугающее пустынное пространство, изображенное с изумительной четкостью деталей. |