– Я отправил его уже несколько недель тому назад. Но я информирован, мой лорд, что принц Престимион все еще находится под стражей.

– Принц пребывает в состоянии восстания против нашей власти. Когда его позиции изменятся, он будет освобожден, Дантирия Самбайл. Но не раньше того.

– Ах, – произнес прокуратор. – А как он сможет сообщить об этом, мой лорд?

– Когда вы предстали перед нами, то сделали знак Горящей Звезды, преклонили колено и, обращаясь к нам, именовали нас «лорд». То же самое любезно сделал герцог Свор и даже граф Септах Мелайн. Принц Престимион должен почтить нас таким же образом, и после этого он снова станет свободным человеком.

– Это значит, что он отказался исполнять предписываемые этикетом правила обращения к короналю, – уточнил Дантирия Самбайл. – Я вас правильно понял?

– Да, он отказался. Я сидел на троне Конфалюма и просил его – именно просил, а не приказывал, как следует королю – чтобы он отнесся ко мне с полагающимся моему рангу уважением. – Глаза Корсибара полыхнули гневом. Но Свор заметил, что, разгорячившись, он забыл именовать себя во множественном числе. – Я обращался к нему как один старый друг к другому, я сказал, что это следует сделать лишь потому, что я король. А он ответил мне, что я не король.

– Как, неужели он сказал такое?

– Прямо мне в лицо. Он сказал, что мое правление незаконно. Что в мире сейчас нет законного короналя.

– Ах. Сказать такое…

– Он это сделал, и я посоветовал ему взять свои слова назад. Он отказался и поэтому сейчас находится в подземелье, где и останется до тех пор, пока не скажет мне, что признает меня как истинного короналя.

– Ах! Ах!! Могу ли я получить позволение побеседовать с ним, мой лорд? – немного покудахтав, спросил Дантирия Самбайл.

– Нет, не можете.

– Не исключено, – сказал Дантирия Самбайл, – что я мог бы убедить его уступить в этом вопросе.

– На первых порах я дозволил кое‑кому посетить его. Но за последние девятнадцать дней он не имел никакого общества, если не считать чрезвычайно неприятного врууна, прикованного в одной камере с ним. Я предпочитаю держать его в этом почти полном одиночестве, пока его решение бросить мне вызов не растает полностью.

– Я мог бы ускорить этот процесс, мой лорд, – сказал прокуратор. – Указать ему причины и поводы…

– Нет, Дантирия Самбайл. Нет, нет и нет. Может быть, я должен еще раз повторить это слово? Тогда слушайте: нет! – Корсибар решительно выплюнул последний слог и поджал губы.

Свору, наблюдавшему за этим обменом репликами, показалось, что Корсибар был готов пригрозить арестом и прокуратору, если тот будет продолжать настаивать на своем требовании, но сдержался в самый последний момент. Свору показалось также, что Дантирия Самбайл понимал возможность такой угрозы и был готов к ней. Но слова остались невысказанными, хотя предыдущую фразу корональ произнес в такой запальчивости, что Дантирия Самбайл застыл, ожидая продолжения.

Немного выждав, прокуратор, неподвижно, словно каменная глыба, стоявший перед Корсибаром, повернулся и что‑то прошептал на ухо Мандралиске; даже в воцарившейся в тронном зале полной тишине никто не услышал ни звука из того, что было сказано. Слуга кивнул торопливо, но четко, сделал перед короналем знак Горящей Звезды и вышел из зала. А Дантирия Самбайл сказал приятным легким тоном, как будто несколько минут назад они с короналем не обменялись резкими выпадами:

– В таком случае, мой лорд, умоляю, скажите, здоров ли мой любимый кузен после этих недель, проведенных в подземельях? Он мне очень дорог, и я беспокоюсь о его благополучии.